– Делать, так уж делать как следует, – сказал он Колфаксу. – Почти все издательские кабинеты, какие мне приходилось видеть, напоминают бараки. Роскошь в помещениях редакций, а также художественного и рекламного отделов будет способствовать успеху вашей компании. Это в сущности та же реклама.

Рассуждая таким образом, Юджин вспомнил теорию Саммерфилда, что чуть ли не самое важное для предприятия – это его внешний вид, говорящий о процветании.

Колфакс согласился и сказал, что Юджин окажет ему большую любезность, если заедет взглянуть на строительство, когда придет время.

– У меня работают два хороших архитектора, – пояснил он, – но в вопросе убранства кабинетов я больше доверяю вашему вкусу.

И когда Юджин наедине с собою обсуждал этот последний категорический запрос о его решении, он не переставал думать о том, как будут выглядеть эти этажи, как богато они будут отделаны. Со временем, если все пойдет хорошо, он сделает свой кабинет самым роскошным во всем здании. И он, Юджин Витла, будет, не считая Колфакса, самой видной фигурой в этом колоссальном предприятии.

Мотивы подобного рода должны занимать последнее место в расчетах делового человека, но для Юджина они имели первостепенное значение. Это объяснялось тем, что он был не дельцом, а художником и оставался художником в душе, хотя и долго вращался в коммерческом мире. Мысли об ожидающей его должности и высоком общественном положении заставляли его забывать о связанной с этим огромной ответственности. Он понимал, что Колфакс – жесткий человек, более жесткий, чем даже Саммерфилд, так как он меньше говорил и больше делал. Но это не очень его тревожило. Он слишком верил в свои силы, в то, что сумеет постоять за себя при любых условиях.

Анджела, собственно говоря, не противилась этой перемене, хотя по свойственной ей нерешительности все чего-то опасалась и не торопилась одобрить решение Юджина. Если он добьется успеха, это будет огромная победа, но что, если он просчитается!

– Колфакс безгранично верит в меня, – сказал ей Юджин. – Он убежден, что я справлюсь, а такая вера сама по себе – большая поддержка. Так или иначе, мне хочется попробовать. Попытка не пытка. Если я увижу, что руководить издательством мне не по силам, ограничусь рекламой.

– Ну что ж, – отвечала Анджела. – Я, право, не знаю, что тебе посоветовать. Здесь, у Кэлвина, к тебе так хорошо относились…

– Попробую, – решительно сказал Юджин. – Риск – благородное дело. – И он в тот же день сообщил о своем решении Кэлвину.

Тот серьезно посмотрел на него, и взгляд его проницательных серых глаз говорил, что он всесторонне взвешивает этот вопрос.

– Ну что ж, Юджин, вы берете на себя большую ответственность. Дело это трудное. Тщательно обдумывайте каждый свой шаг. Мне жаль, что вы покидаете нас. Прощайте.

Он чувствовал, что Юджин делает ошибку, что в его интересах было бы остаться еще некоторое время на старом месте, но убеждать его было бесполезно. Это только заставило бы молодого человека возомнить о себе и осложнило бы их дальнейшие отношения.

Кэлвин довольно много слышал в последнее время о Колфаксе и полагал, что Юджину будет трудно сработаться с ним. Говорили, что его симпатии и антипатии носят случайный характер и не выдерживают испытания временем. По общему мнению, Колфаксу для успешного руководства таким крупным предприятием не хватало человечности.

И надо сказать, что это мнение было правильным. Колфакс был тверд, как кремень, но те, кому он благоволил, видели перед собою улыбающегося, любезного человека. Его главной чертой было честолюбие, а его тщеславие не знало границ. Он надеялся добиться огромного успеха в жизни, желал, чтобы на него смотрели, как на выдающегося финансиста, и старался окружить себя сильными людьми. Именно таким сильным человеком и показался Колфаксу Юджин, и, когда от последнего пришло письмо, в котором он сообщал, что согласен, но хотел бы предварительно кое о чем переговорить, Колфакс подбросил в воздух котелок, хлопнул по плечу своего подручного Уайта и воскликнул:

– Ура, Флорри! Вот когда я залучил работничка для нашей корпорации! Или я ничего не понимаю в людях, или этот человек для нас находка. Он еще молод, но это ничего не значит. Красотой он нас с вами, конечно, забьет, но мы это как-нибудь стерпим. Верно?

Уайт изобразил на лице радость, которой отнюдь не испытывал. Он видел на своем веку много редакторов и специалистов по рекламе и считал, что это легковесные люди: их тщеславие удовлетворяется пустой игрушкой, которой их забавляют или которой они сами себя тешат. Витла, по-видимому, принадлежит именно к такой категории людей. Однако, если бы в корпорации появился настоящий знаток издательского дела, это невыгодно отразилось бы на нем, Уайте. Такой человек попытался бы, пожалуй, ущемить его авторитет или по меньшей мере разделить его с ним. Это ни в коем случае не устраивало честолюбивого Уайта, ибо значило бы, что кто-то захочет стать ему поперек дороги, а ведь он надеялся когда-нибудь править здесь единолично. Почему Колфакс так настаивает, чтобы власть в корпорации была поделена? Уж не потому ли, что немного его боится? Очевидно, так, решил Уайт. И надо признать, что он был недалек от истины.

«Флорри – прекрасный помощник, – рассуждал Колфакс, – но ему необходимо противопоставить человека большой культуры и умственного превосходства, человека с качествами, перед которыми преклоняется мир».

Он хотел, чтобы эта культура и это умственное превосходство привлекли читателей к его журналам и книгам и, следовательно, способствовали увеличению их тиражей. Эти два человека будут дополнять друг друга и сдерживать. Таким образом, одна сторона дела не будет перевешивать другую. А управлять этой упряжкой должен он, Колфакс, тот, кто их обоих выбрал, чьи идеи они проводят в жизнь, с чьим мнением обязаны считаться. Весь торговый и финансовый мир должен знать, что без него они ничто. Что же касается Юджина и Уайта, то каждый из них считал, что другой будет играть второстепенную роль, а сам, он, подчиненный одному только Колфаксу, станет столпом и украшением фирмы. Юджин был убежден, что в предприятие Колфакса только тогда можно будет вдохнуть новую жизнь, когда на первое место в нем будут поставлены художественно-интеллектуальные задачи. Уайт же был убежден, что без здравого коммерческого руководства предприятию грозит крах и что на это и должен быть сделан упор. За деньги можно купить лучшие умы.

Колфакс представил Уайту своего нового помощника в то утро, когда последний явился, чтобы приступить к работе, так как во время предыдущих его посещений Уайт отсутствовал. Они внимательно посмотрели друг на друга, но ни тот, ни другой не торопились с окончательными выводами, так как оба были люди не глупые. Уайт показался Юджину занятным типом – долговязый, жилистый, держится вызывающе; в нем угадывался бывший уличный заправила, приобретший с годами внешнее подобие джентльмена, Юджин же произвел на Уайта впечатление нервного, утонченного человека, типичного представителя литературной и художественной богемы, обладающего, однако, необычайно гибким умом и энергией, редко встречающейся у людей этой категории. В нем чувствовалась немалая сила, но и некоторая неуравновешенность. Уайт не сомневался, что сможет в крайнем случае выжить его из концерна, – если не удастся сделать из него послушное орудие своей воли. Однако это будет нелегко – Витла пользуется поддержкой Колфакса, у него установившаяся репутация. Присутствие этого человека беспокоило Уайта. Он смотрел на него и думал: действительно ли Колфакс передаст в его руки управление литературным, художественным и рекламным отделами, или же он останется попросту заведующим отделом рекламы, в качестве какового явился сюда? Колфакс пригласил его пока только на эту должность.