Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его губы приоткрылись, когда он уставился на меня, часть той ненависти, которую он испытывл ко мне, исчезла.
— Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь узнал, почему…
— Никто не должен знать никаких подробностей. Кроме того, тебе восемнадцать, Диего. Она больше не контролирует тебя, пока ты ей этого не позволяешь.
Он медленно кивнул, в его взгляде появилась надежда.
— Ты когда-нибудь… смог заслужить уважение своей матери? После того, как выбрал свой собственный путь?
Я нахмурился, мой живот скрутило при воспоминании о том, как я проходил через такую же борьбу, когда была моложе. Я вздохнул, качая головой.
— Нет. Я отрекся от своей матери по многим причинам. — Я подумал о Кларе, и знакомый укол боли пронзил меня. — Послушай, иногда мы так сильно хотим видеть хорошее в людях, которые нам небезразличны, что притворяемся, что в них есть что-то, живя под всеми слоями жестокости. Но дело в том, Диего, что некоторые люди ядовиты. И если ты будешь держать их в своей жизни, они будут отравлять все хорошее в твоем мире, пока ты не станешь таким же, как они. И это гораздо худшая участь, чем идти против течения и прокладывать свой собственный путь. Даже если это означает, что ты будешь одинок.
Он переваривал это в течение секунды.
— Так трудно избавиться от всего, что она говорила мне всю мою жизнь. Мне все равно, что обо мне думает мой дядя. Но с mi madre все сложнее. Иногда… Я думаю, что я действительно бесполезен, — сказал он, и его голос дрогнул на этом слове.
— Ну, Диего, я думаю, есть одна вещь, которая доказывает, что это неправда, не так ли?
Он нахмурился, не понимая, к чему я клоню.
— Ты прошел Испытание, — сказал я, гордость медленно поднималась во мне, зная, через что он прошел, чтобы вообще сюда попасть. И это был шокирующий поворот событий. — Звезды сочли тебя чертовски достойным места в Академии Зодиака. Так что ты собираешься делать с шансом, который они тебе дали?
Он встал, в спешке опрокинув стул.
— Я буду работать усерднее. — Он схватил свою провалившуюся работу и направился к двери, остановившись, прежде чем уйти. — Спасибо, сэр.
Я пожал плечами, опуская воздушный щит, чтобы выпустить его за дверь. Он зашагал прочь гребаным шагом, и мне пришлось на секунду остановиться, потому что я только что подружился с гребаным Диего Поларисом?
Я провел рукой по волосам, откидываясь на спинку стула с ошеломленной улыбкой, когда я подхватил свой атлас со стола. Голубок дружила с ним с тех пор, как впервые приехала. Может быть, мне следовало просто довериться ее суждению, потому что она ясно видела сердца людей, когда смотрела на них. Черт, я люблю эту девушку.
Я послал ей сообщение с ухмылкой, фантазируя о том, что именно я собираюсь сделать с ней позже, как раз в тот момент, когда мой выпускной класс начал заполняться, разрывая мой пузырь.
Лэнс:
Встретимся сегодня вечером в архиве библиотеки. 10 вечера.
— Почему вы так улыбаетесь, сэр? — спросила меня Шабнам Хоссейни, хихикая со своими подругами.
— Убирайся из моего гребаного класса! — рявкнул я, указывая на дверь, и у нее отвисла челюсть, прежде чем она поспешила подчиниться. — У кого-нибудь еще есть какие-нибудь бессмысленные вопросы, которые они хотели бы озвучить? Нет? Хорошо. А теперь сядьте, блядь, на место!
Ах, сегодня хороший день.
Я оставил дверь библиотеки незапертой для Голубка, а сам направился в затемненные задние проходы и незадолго до десяти часов открыл потайной люк, ведущий в архив. Я давно хотел показать ей это место, но библиотекарша часто приходила сюда до рассвета, как будто у нее не было никакой жизни. Что, честно говоря, так ибыло. Однако сегодня вечером я точно знал, что она уехала на вечер навестить своего больного брата в Лапели. Зачет.
Студентам разрешалось спускаться сюда, но большинство из них либо не знали об этом, либо не спрашивали у библиотекаря пропуск, необходимый им для доступа. Это было простое заклинание, которое гарантировало, что любой, кто спустится сюда, будет учтен. Потому что, если хотя бы один из этих свитков или томов будет поврежден или пропадет, это будет стоить школе тысячи аур, и, несмотря на это, каждое драгоценное писание здесь было незаменимым. Я рассеял указанное заклинание, открывая люк с ухмылкой на губах.
Адреналин струился по моим венам, когда я спускался по ступенькам, ведущими под библиотеку, используя огненный кристалл, разжигая старинные канделябры вдоль стен, когда двигался через каменные арки, путь из которых привел меня к центру комнаты. Там, между четырьмя арками, находилось круглое пространство с мозаичным полом, а над ним — куполообразный потолок. Сотни лет назад здесь была нарисована замысловатая фреска с прекрасным изображением Шара в центре, сияющего, как солнце, и невероятной сценой вокруг него, изображающей каждый Орден, который существует и когда-либо существовал. Я убрал из-под него парты, где часто проводил время за учебой, и оставил пол чистым. Затем принялся раскладывать стопку одеял, прежде чем расставить по краю одеяла баночки с вечным пламенем, которые Дариус подарил мне несколько лет назад.
Когда я закончил, то провел большим пальцем по щетине на щеке, разглядывая обстановку и задаваясь вопросом, была ли это глупая идея. Толчок в груди подсказал мне, что Голубок только что прошла через заклинание обнаружения, которое я оставил у двери библиотеки, и мое сердце бешено заколотилось. Если бы я сказал себе в прошлом году, что буду стоять здесь, раскладывая одеяла и вечное пламя для студентки, я бы расхохотался до упаду. Но Голубок не была обычной студенткой. И я давным-давно смирился с этим безумием. Я перестал спрашивать себя, что произойдет в долгосрочной перспективе. И жил каждым мгновением. Я знал, что становлюсь все более безрассудным. Но видеть ее на занятиях и не иметь возможности прикоснуться к ней, поцеловать эти губы, которые были мягкими, как грех, доводило меня до грани безумия. Я был человеком, сбитым с толку. И единственное, что я знал
