– Мак, интересно, почему, когда ты произносишь это слово, оно становится таким грязным?

– Ох, ради бога, ребята,– неожиданно весело воскликнул Бернс,– давайте не превращать это в поминки! Я знаю толк в таких вещах. Я был женат трижды. Я эксперт.

– Может быть, вы окажете любезность объяснить, какие именно «такие вещи» вы имеете в виду? – спросил Палмер, не потому, что он интересовался объяснением, а из естественного желания отложить другое неизбежное объяснение.

– Любовные связи,– сразу же откликнулся Бернс.– Пройдите через все то, что я прошел, и вы тоже станете экспертами по сексу, любви и так далее. Было бы у меня время, я мог бы написать книгу. Ради денег, конечно.

– Для меня это новая и отвратительная сторона твоей натуры, Мак,– заметила Вирджиния.– Стремление давать советы брошенным возлюбленным.

– И особенно я специалист по внебрачным связям,– заявил Бернс, неодобрительно глядя на Палмера. Желтовато-коричневатые глаза Мака почти сверкали.– Вы женитесь на девушке, да? Она привлекательна, как Эдис. Стройная, гибкая, высокая. Как хорошо я представляю себе Эдис невестой. Ее походку. Ее манеру говорить. Она выглядит, как пара миллионов долларов в свободных от налогового обложения облигациях муниципалитета. У меня слабость к девушкам такого типа. И ты был когда-то таким, Вуди. Но не буду переходить на личности. Этот, гм, воображаемый парень женится на воображаемой девушке. Оба они считают это огромной удачей, и, кроме того, они испытывают удовольствие, сознавая, что их связь в высшей степени законна, даже патриотична. А потом жизнь идет. Они слишком много видят друг друга. Слишком уж все дозволено. Жена изменяется быстрее в глазах мужа. А когда ее муженек впервые совершит извечный акт Грехопадения, она нокаутирована. Появляется безошибочный симптом: Великое Американское Женское Разочарование. Она понимает, что она не может стать Амелией Эрхардт, мадам Кюри или Клэр Бут Люс, и приходит к выводу, что единственное, что ей остается,– это рожать. Если она выбралась к этому времени из глубин своей супружеской любви, она прекратит рожать, произведя на свет первенца. Если же она каким-либо образом убедит себя в благополучии своей семейной жизни, она родит второго, третьего и даже четвертого ребенка, испытывая при этом ненависть к себе самой. Но в любом случае она знает, что довело ее до такого состояния. Это та самая дозволенность, которой пользуется ее муженек. И теперь ее отношение к мужу уже никогда не будет таким, как раньше. Она сама сначала еще не осознает этого, а муж уже понял. И может быть, годы пройдут, прежде чем он решит – что же ему в связи с этим делать. А потом он обманывает. И, боже всемогущий, здесь-то и начинается истинное физическое наслаждение. Оно дикое, оно грязное, оно беззаконное, и оно такое утоляющее, какого он никогда раньше не мог даже вообразить. Он чувствует себя настолько свободным, что едва верит этому. Абсолютно ничто не ограничивает этого парня.– Бернс снова поднял стакан: – За любовь!

На этот раз Палмер и Вирджиния пригубили свои стаканы.

Бернс тихо рассмеялся:

– Если я понял хоть что-нибудь в сексе, пройдя довольно трудную школу, то должен сказать: любовница это одно, а жена – нечто совершенно другое. Даже если та же самая девушка, которая была любовницей, становится женой, она уже не та. Это совершенно разные вещи, как манная каша и… баклава[59].

Вирджиния кивнула, поставила свой стакан, поднялась.

– В качестве баклавы должна вам сообщить, что меня ожидает работа в конторе. Еще раз до свидания.

– Господи Иисусе, неужели я столь скучен? – воскликнул Бернс.– Ладно. Я становлюсь увлекательным. Вудс Палмер-младший. Билль об отделениях сберегательных банков пройдет. Будет принят не подавляющим, но достаточным большинством голосов. С течением времени мысль о том, что билль может пройти, будет казаться все более и более вероятной. К моменту общего собрания ваших акционеров слухи о том, что билль пройдет, настолько распространятся, что там у вас будет твориться полная неразбериха. Уже готовы вопросы, которые будут задавать раздраженные держатели акций, и Бэркхардт будет выглядеть как беспомощный дурак, пытающийся оседлать необъезженного коня. То есть он будет выглядеть таким, каков – мы оба это знаем – он и есть на самом деле. Верно?

– Это ваше толкование,– сказал Палмер, подчеркнув слова жестом, со стаканом в руке.

– Верно.– Бернс добавил виски в свой стакан.– Еще? – Он взглянул на Вирджинию, потом на Палмера. Оба отказались.– Далее,– оживленно продолжал он,– две недели назад мы послали Бэркхардту предложение для включения в повестку дня общего собрания. Ты знаешь, какое предложение я имею в виду?

Палмер нахмурился:

– Я не слышал ни о каком предложении.

– Группа оппозиционно настроенных акционеров предлагает расширить совет с семи до семнадцати человек, назначив десять новых директоров. Поскольку предложение было внесено в положенный срок, оно, согласно установленному порядку, автоматически включается в повестку дня. И ставится на голосование. И надеюсь, Вуди, ты не будешь особенно удивлен, если я тебе скажу, что к моменту собрания мы предполагаем обладать контрольным пакетом акций?

Палмер медленно покачал головой.

– Бэркхардт не упоминал об этом предложении,– сказал он с хмурым недоумением. И добавил, не то кашлянув, не то фыркнув: – Что это, черт возьми, нашло на старого подонка?

– Страх,– подсказал Бернс.

Наступила долгая пауза. Потом Вирджиния подошла к бару и долила виски себе в стакан.

– Я довольно ясно представляю себе, кто будет в числе этих новых десяти директоров. Она повернулась к Палмеру: – Ты ведь знал, что они так и сделают,– сказала она.– Хуже всего, что они могут победить. Это просто идиотство.

Палмер кивнул:

– Да, конечно.– Ему показалось, что его голос звучит виновато, и он как бы оглянулся мысленно на ее слова, пытаясь понять, обвиняла ли она его или ощущение вины было лишь в его собственном сознании.

– Не упрекай его,– сказал Бернс, решив за Палмера эту проблему.– Он вступил в свои права, когда машина уже мчалась на огромной скорости. Никто в мире уже не смог бы ее остановить.

– А ведет машину чье-то горячее желание, Мак,– заключила Вирджиния.– Ты пока не победил, и ты не очень-то уверен в победе.

Бернс непринужденно усмехнулся:

– Джинни, ты просто гений.

– Знакомство с тобой было хорошей школой.

Острый подбородок Бернса дернулся в сторону Палмера.

– Знакомство с ним, видно, также не нагнало скуки.– Он негромко захихикал.– Ладно. Я не настолько уверен в победе, как мне хотелось бы. Для решения задачи не хватает одного лишь звена. Присядь, милочка.– Он указал на стул.– Начиная с этого момента продвижение вперед становится трудным.

Она села на софу рядом с Палмером. Он почувствовал, как к его бедру прижалась мягкая выпуклость ее бедра.. Но на этот раз близость ее тела не возбудила его. Палмер знал, что на лбу его выступили капли пота, но, не желая обнаруживать внутреннего напряжения, не вытирал их. Вместо этого он постарался изобразить на лице небрежную заинтересованность. Он испытывал ужасную усталость. Этот Бернс, с его фокусами, то мягкий и понимающий, то жесткий и требовательный, начинал приводить его в смятение внезапностью перевоплощений. Палмер беспокойно вздохнул.