Этим местом стал собор Парижской Богоматери, днем — 24 декабря, часом — полночь. Адам знал, что Мелани вместе со всем королевским двором будет присутствовать на Рождественской мессе; чтобы увидеть ее, ему останется лишь пройти через епископский дворик.

Наступила ночь Рождества. Мелани впервые покидала Сент-Поль после того времени, что она провела вместе с Рено во дворце Барбет. Его отсутствие все сильнее тяготило ее. Теперь она опасалась, что его не будет с ней при рождении ребенка, которое ожидалось в начале марта.

В тот день, 24 декабря 1414 года, погода была очень теплой, и Мелани могла выйти наружу, не опасаясь за свое состояние. Прибыв в собор вместе с королевским кортежем, она встала в глубине нефа, не только из скромности, но, желая также не выставлять напоказ свою беременность, которая, несмотря на широкий черный плащ, была уже очень заметна.

Громко зазвонили все колокола, возвещая наступление полуночи, и запел хор. Впервые с того дня, когда итальянский торговец рассказал свою историю, Мелани вновь начинала обретать надежду. Чистые голоса, послание радости, парившее под сводами собора, многочисленные светильники, источающие теплый свет, — все рождало веру и покой. А ведь она, Мелани, усомнилась было в Господе, в Деве Марии, которые всегда так поддерживали ее! И все из-за слов какой-то пророчицы! Молодой женщине стало стыдно, и с удвоенным рвением она присоединилась к общей молитве:

— Dominus dixit ad me: Filius meus es tu, ego hodie genui te. Gloria Patri [35].

Продолжение молитвы застыло у нее на губах. Вот там… тот молодой человек в одежде паломника, который только что выступил из-за колонны… эти светлые вьющиеся волосы, эта улыбка… Ну конечно, она знала, она всегда знала!

— Здравствуй, сестричка.

Адам разглядывал ее своими притворно искренними глазами — то был лживый взгляд дьявола. Мелани осенила себя крестом. Когда он заметил это, улыбка сбежала с его губ. Брат гнусно усмехнулся, и эта ухмылка развеяла все сомнения: он сделался похожим на того, кем и был в действительности, — на нечистого духа.

Адам опустил глаза. Плащ Мелани чуть приоткрылся, и стал ясно виден ее заметно выступающий живот. Какое-то время он рассматривал его, затем выпрямился. На губах вновь заиграла улыбка.

— Какой кругленький животик! Никак мы согрешили, сестренка? Впрочем, чего не сделаешь ради любви?

Адам встал совсем близко. Никто не обращал на них внимания. Чего он добивается от нее? В такой густой толпе и речи быть не может о новом нападении, но Мелани это нисколько не успокоило. Теперь у Адама в голове роились совсем другие планы, такие же чудовищные, что и прежде, и уж на этот раз она не ускользнет от него.

Какое-то время он молчал, словно продлевая удовольствие от жестокой игры. Наконец, когда вновь раздались ангельские голоса певчих, он заговорил:

— Где же твой племянник? Что-то я не вижу твоего племянника.

— Моего племянника?

— Сына твоей сестры.

— Но Бланш находится у сарацин.

— Я говорю не о Бланш. Я говорю об Изабелле, матери Рено. Она была твоей сестрой… Ну, почти сестрой…

Мелани по-прежнему ничего не понимала. Внезапно она сделалась совсем бледной. Она догадывалась, что Адам сейчас все объяснит, и что ее ждет страшное открытие. И он действительно объяснил, медленно, растягивая наслаждение.

— Тебе сказали, что ты дочь сира де Нантуйе. Какая гнусная ложь! К тому же в устах монахинь. К счастью, я здесь и могу открыть тебе правду: ты, как и я, дочь Франсуа де Вивре.

«Gloria», «Alleluia», «Чадо предвечное Иисус»… В соборе раздавались молитвы праздничной мессы. Мелани их не слышала. Она слышала совсем другие слова, которые увлекали ее на дно глубокой ледяной пропасти: «Изабелла де Вивре, дочь Франсуа де Вивре… Супруга Рауля де Моллена… Мать Рено де Моллена… Франсуа де Вивре любовник Маго д'Аркей…»

Голос Адама внезапно сделался резким, почти визгливым:

— Тетка и племянник! Вот вы кто — Рено и ты! Знаешь, как это называется, сестричка?

Мелани не могла больше слушать. Ей хотелось закричать, заткнуть уши. Но сейчас она не способна была даже пошевелиться.

— Инцест! Кровосмешение! Ты не совершила инцеста со мной, ты совершила его с Рено де Молленом!

Адам с нескрываемым восторгом чеканил чудовищные слова:

— Ты — кровосмесительница, дорогая моя сестричка, кровосмесительница!

Наконец Мелани словно очнулась. Она в отчаянии покачала головой. Адам весело рассмеялся:

— Может, ты думаешь, что я все сочинил? Но есть кое-кто еще, кто знает правду. Это королева. Спроси у Изабо! Спроси ее!

В это время вновь зазвучал хор. Адам Безотцовщина опять взглянул на живот сестры, молитвенно сложил руки и, язычник, запел вместе со всеми христианский гимн:

— Puer natus est nobis. Gloria Parti! Puer natus est [36].

Затем дьявол рассмеялся — и исчез.

Всю Рождественскую ночь Мелани провела словно в забытьи. Она заперлась у себя, велев сказать, что плохо себя чувствует. Учитывая ее состояние, это никого не удивило.

Из-за праздников королева ложилась спать довольно поздно, и Мелани проникла в ее спальню около полуночи. Изабо только что вышла из купальни. Она довольно часто принимала паровые ванны, пытаясь бороться с излишней полнотой. Одетая в розовый пеньюар с широкими рукавами, источающая сильный аромат восточных благовоний, королева взяла конфетку из серебряной бонбоньерки.

— Вам лучше, моя дорогая?

— Мое состояние зависит от вас, ваше величество!

— От меня?

— От того, какой ответ вы дадите на мой вопрос. Чья я дочь — сира де Нантуйе или сира де Вивре?

— Какое это имеет значение?

— Для меня — огромное.

Изабо казалась одновременно смущенной и встревоженной.

— Кто вам об этом поведал?

— Не могу открыть. Ответьте, умоляю вас!

— Ну что ж, будь что будет… У вашей матери, Маго, был любовником Франсуа де Вивре. Вы — его дочь. Поскольку вы полагали, что являетесь мадемуазель де Нантуйе, я не мешала вам так думать. Но что это меняет?

Мелани разрыдалась.

— Все, ваше величество! Все! Если бы я знала это, то не совершила бы страшный грех!

— Но о чем вы говорите?

Сквозь рыдания Мелани поведала то, что открыл ей Адам. Ее родство с Рено, инцест… Когда она завершила бессвязный рассказ, Изабо Баварская, которая с трудом сдерживалась, дала волю своему гневу.