Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холодная узкая ладошка легла в его ладонь. Лиам решительно вынырнул из-за его спины, вставая с ним рядом.
– Возьмите мою магию, сир… Я не могу больше ничего, пока я в ошейнике, но… я хочу помочь. Заберите мою магическую энергию и сделайте ее своей, это усилит ваше защитное поле и поможет преодолеть их иллюзии. А я буду держать оборону на ментальном уровне.
Действительно: энергия, вливаемая в него Лиамом через их крепко сцепленные руки, уменьшила разом и напряжение, и боль, барьер стало поддерживать гораздо проще. Они даже смогли заметно оттеснить барьер Близнецов, которые с по-детски непосредственным хихиканьем уже вполголоса обсуждали их трогательное единение.
– Они следовали за нами по пятам, как только сообразили, что именно мы ищем, – сказал вдруг Сильвенио, внимательно вглядываясь в лица близняшек. – Следили за нашими перемещениями и потом прибывали в то место, откуда мы уходили. Считывали там разумы местных, которых мы встречали на пути, иногда даже считывали память животных, которые нам так или иначе попадались… Так они выяснили про Священный Семицвет и про то, как выглядели его Осколки. Потом… потом они воссоздали артефакт по чужим воспоминаниям, переложив на основу из какого-то другого артефакта магические слепки тех мест, где хранились Осколки… И последовали за нами к месту открытия туннеля, замаскировавшись даже от радара невидимыми вуалями. Только копия Семицвета оказалась все равно слабее оригинала, поэтому их судно разрушилось.
– Тебе удалось пробиться к ним в разум? – Аргза мельком глянул на него, стараясь не выпускать из поля зрения Близнецов.
– Нет… – Тот мотнул головой. – Они сами мне это показали…
Лиланда улыбнулись еще невиннее.
– Ну, слишком жестоко бы было заставить вас умирать от любопытства, разве нет? – отозвались они довольно.
Затем они тоже усилили свой барьер, возвращая границу противостояния на середину.
Так они и застыли вчетвером, проверяя, у кого первым кончатся силы. Аргза, не привыкший к такого рода состязаниям, неосознанно высасывал из Сильвенио почти всю энергию, чего не замечал, а Лиам молчал и только жался к нему, не отнимая своей руки. Одновременно с этим ему приходилось отражать их постоянные атаки и на телепатическом поле, где установилось точно такое же противостояние, в котором каждый противник пытался подавить другого не столько умениями, сколько чистой силой – уловки их оказались бесполезны против его защиты, поскольку он уже знал об их методах ментального боя. А в кабине на фоне этой напряженной тишины рождались и умирали целые миры, взрывались звезды и ядерные боеголовки, кричали жуткие призраки и выли небывалые монстры, восставали и растворялись в небытие бесчисленные легионы людей и тварей – фантазия Близнецов поистине ужасала своей нескончаемостью.
Все разрушается в один момент, как и всегда бывало: единственное мгновение решает все, для чего обстоятельства складывались целыми годами.
Это происходит так быстро, что поначалу никто и не замечает. Красные глаза Лилео – добрые-добрые, и она смотрит на Сильвенио; смотрит одна, без Лилея – это и запутывает Сильвенио, привыкшего считать их разум единым. Она смотрит на него, делает незаметное движение изящным пальчиком, пока Лилей скрывает этот ее жест очередной иллюзией, и крохотный огонек вспыхивает у Сильвенио за спиной, прямо внутри барьера. Пока огонек слабый, силовое поле его даже не регистрирует, но вот еще одно движение Лилео – и огонек, повинуясь ее воле, растет. Растет, растет, растет – и неожиданно бьет эрландеранца в центр позвоночника.
Сильвенио не сразу понимает, почему у него скапливается странная влага в уголках губ. А потом видит: на пол падают капли цвета темного серебра. Колени сами собой подкашиваются от накатившей вдруг слабости; его рука, влажная от пота, безвольно выскальзывает из руки пирата. Мир со злорадным энтузиазмом теряет четкость. В следующую секунду Сильвенио обнаруживает себя сидящим на полу возле консоли и с удивлением смотрит на свои окровавленные пальцы, касающиеся сквозной раны в груди.
Как же так?… Ведь ему даже не больно… Странно.
Аргза кричит его имя. Сильвенио почему-то не слышит ни единого звука – как тогда, с Джерри, – но читает по губам короткое «Лиам». У Аргзы как-то страшно перекашивает лицо. Наверное, на это не стоит смотреть: он не хочет видеть его гнев. Он не хочет видеть чужую боль, потому что сам сейчас ничего не испытывает – только сожаление и легкую досаду.
Слишком глупо. Слишком быстро. Он ведь еще даже не достиг своей цели. Почему ему нельзя было умереть потом, когда бы все кончилось? Когда бы он сделал то, зачем жил все последние дни? Почему он выживал, когда не хотел этого, и умирал сейчас, когда это было так ужасно не вовремя?
Нет все-таки в мире справедливости.
На мгновение звуки возвращаются: Аргза издает самый настоящий звериный рев, словно забыв человеческую речь. Близнецы говорят:
– О, это так мило! Кто бы мог подумать: паук привязался к своему мотыльку!
А потом все затихает опять. Аргза, насмешки Лиланда, гудение корабля, шипение столкнувшихся защитных барьеров. Все затихает, и Сильвенио как-то внезапно осознает, что их судно вообще-то уже давно никуда не летит. Оно остановилось.
Прибыло к месту назначения.
К Сильвенио приходит Голос.
«Здравствуй. Я тебя слышу».
Он тоже слышит Голос – в своей голове и в своем сердце. Он слышит его всем, что у него было и есть, слышит его своим прошлым и настоящим, своим будущим, которому уже не суждено, видимо, сбыться – он слышит его всем своим существом.
«Кто ты?» – спрашивает он, уже зная ответ, но не решаясь в него поверить.
«Ты называешь меня Сердцем Вселенной».
Он замирает.
Оказывается, все было так просто! Он строил планы, он бился над этой загадкой денно и нощно, он придумывал варианты один безумнее другого – а оказалось, что никаких усилий и не потребуется. Что Сердце услышит его само.
«Я слышу тебя, – повторяет Голос, и Сильвенио понимает: ему не нужно ни рассыпаться в благодарностях, ни задавать лишних вопросов: время не ждет, он умирает, а ему еще нужно успеть совершить задуманное. – Я знаю твое желание. Но ты должен сказать его сам. Ты должен облечь свое желание в слова, и я исполню его для тебя, как
