значительно отставала от российско-германского торгового оборота. За тот же период, с 1908 по 1913 г. российский экспорт в Германию вырос на 62,5 %, а немецкий импорт на 90 %. При этом отрицательное сальдо российско-германской торговли быстро увеличивалось, достигнув в 1913 г. 198,6 млн рублей[480]. «Капиталисты Англии не сумели нанести поражение германскому конкуренту на русском рынке»[481]. Следует заметить, что % внешнеторгового оборота России обеспечивались морским транспортом, при этом 40 % его принадлежало Англии[482].

Можно с уверенностью утверждать, что борьба за российский рынок наряду с другими противоречиями стала причиной неразрешимого мирными средствами конфликта будущих акторов великой войны. И, безусловно, антагонизм интересов нарождающейся российской промышленности и немецкого капитала в этом сегменте мирового экономического пространства являлся определяющим.

Объектом нарастающей борьбы ведущих экономик мира стал рынок разваливающейся Оттоманской империи.

В первой половине XIX в. Турция представляла собой страну с натуральным хозяйством и активным внешнеторговым балансом. Значительную часть турецкого вывоза в Европу составляли продукты туземной промышленности: ткани, сукно, пряжа и т. д. После Крымской войны и принятия Турции в «европейский концерт держав» ситуация качественно изменилась. На рынки Порты хлынули англо-французские капиталы и товары. К 1911 г. собственный турецкий вывоз составлял только 36 % внешнеторгового оборота. Не выдержав конкуренцию с товарами из Англии и Франции, прекратили существование целые отрасли промышленности Турции. Пришли в упадок ткацкие промыслы Скутари, Тырново и Алеппо, суконная и шелковая промышленность Ангоры и т. д.[483]

Доминирующее положение на рынке Турции занимала Великобритания.

Однако в начале XX в. на ведущее положение Англии стали посягать Германия и Австрия. Несмотря на масштабное проникновение австро-германского капитала, первенствующее место на турецком рынке прочно занимала Великобритания. Численность английских торгово-промышленных предприятий в Турции не превышала трех десятков. Однако сами предприятия носили характер трестов, контролирующих целые отрасли экономики. Среди ведущих британских компаний особое место занимали: Восточная ковровая, объединявшая всю ковровую промышленность Анатолии, Фиговый трест (1912 г.) (The Smyrna Fig Packers Ltd.) в Смирне, монополизировавший вывоз фиг из Турции; Аптечный трест (Droguerie Centrale), контролирующий значительный сегмент рынка медикаментов; фирма I. W. Whittal Go, занимавшаяся поставкой в Порту зерна; общество доков (Societe Imperiale Ottomane cointressee des Docks, Arsenaux et Constructions Navaless), обеспечивающее поставку докового оборудования и конструкций, и др.

Удельный вес держав мира во внешнеторговом обороте Турции[484]

В турецкой торговле Россия принимала малое участие. Накануне войны в турецком ввозе она занимала 5-е место (3 516 620 ф. ст. в 1913/14 гг.), в вывозе – даже 8-е место (831 040 ф. ст.).

Лишь накануне войны в русских правительственных и финансовых кругах возник план активной борьбы против австро-германского экономического влияния в Турции и на Балканах. Была снаряжена специальная экспедиция для обследования Ближнего Востока[485]; проектировалось создать в Константинополе Русско-турецкий банк, аналогичный учрежденному в Салониках. Однако при отсутствии свободных капиталов и значительных экономических интересов России в Турции все эти планы не увенчались положительными результатами.

Приблизительно такое же место, как и Россия, занимала в хозяйственной жизни Турции Италия. Ее доля в оттоманском долге была ничтожна (5 %), ни одна железная дорога Анатолии не принадлежала ей; наконец, итальянский капитал не участвовал ни в одном из крупных международных предприятий. Несмотря на исключительные удобства морской связи с портами Анатолии, итальянцы играли весьма скромную роль и в турецкой торговле. В общеоттоманском ввозе они занимали (в 1913/14 гг.) лишь 6-е место, в вывозе – 7-е, т. е. шли почти рядом с Россией[486].

Отношения немецкого и французского капиталов приобрели острый характер в Сирии и Киликии (Аданский вилайет). Сирийское направление, являвшееся своего рода центром, связывающим Европу, Азию и Африку, имело стратегическое значение, обеспечивающее контроль за путями, соединяющими великие державы с их восточными колониями. В этой связи Франция поощряла активное проникновение на рынок Сирии. К 1914 г. 32 % ввоза на сирийский рынок обеспечивалось французским капиталом (Англия – 9,7 %)[487]. Однако строительство Багдадской железной дороги ставило под сомнение приоритетное место Франции в этом стратегически важном регионе. Еще большую озабоченность вызывало проникновение Германии в Киликию. Предметом немецко-французского противоборства стало хлопководство вилайета.

Первые обратили внимание на киликийское хлопководство немцы. В 1903 г. они учредили германо-левантинское хлопковое общество (Deutsche Levantinische Baumwollgesellschaft), которое в короткий срок монополизировало весь вывоз хлопка и приступило к оборудованию нескольких больших хлопкоочистительных заводов.

В то же время французская текстильная отрасль испытывала хронический хлопковый голод. Мировое производство этого сырья было сосредоточено в Соединенных Штатах Америки (70 %), в Британских Индии (15 %) и Египте (5 %). Французские текстильные предприятия ввозили из этих стран 92,6 % сырца. На долю собственных колоний Франции приходилось до войны 7,4 % ввоза хлопка. Киликия теоретически могла бы покрыть всю нужду Франции в этом продукте. Однако до мировой войны ей не удалось сколько-нибудь прочно экономически утвердиться в Киликии.

Нацеленность немецкой Багдадской железной дороги противоречила намерениям Великобритании монополизировать зерно и нефть региона, располагавшегося между Тигром и Евфратом. Высокое плодородие почвы Месопотамии, проистекающее, как и земледельческих районов Египта, из отложений речного ила, обеспечивало ее важнейшее место в снабжении зерном всей Передней Азии, в экспорте в Аравию, Индию и другие страны. Почвенные условия Месопотамии также были исключительно благоприятны для производства хлопка.

Еще более крупным представлялось значение Месопотамии как связующего территориального звена, основную водную магистраль которого образовывали течение великих рек Тигра и Евфрата, судоходных до Багдада. Из последнего, по течению реки Диалы, пересекающей малодоступные хребты Загроша, открывался путь на Иранское плоскогорье. С древнейших времен именно по этому пути происходили культурные, политические и торговые сношения между Ираном и Месопотамией. Благодаря этому обстоятельству открытие Суэцкого канала не только не нанесло ущерба торговле Багдада и Бассоры, но, наоборот, значительно увеличило ее, приведя в оживленную связь с европейско-американской морской торговлей.

Коммерческие обороты Багдада росли с необычайной быстротой: за 13 предвоенных лет экспорт и импорт Багдада увеличился в 2,5 раза[488].

Экономическое утверждение англичан в Месопотамии происходило по течению великих рек. В 1861 г. Линч образовал компанию пароходства по Тигру и Евфрату, и с тех пор англичане фактически монополизировали все речное судоходство. Целый ряд англо-турецких соглашений (важнейшие в 1913 г.) расширили права компании Линча, распространив сферу деятельности ее по Шат-эль-Арабу. Так как все коммерческое сношение по Персидскому заливу также было монополизировано англичанами, то они оказались хозяевами всей внешней торговли Месопотамии. В 1912 г. 90 % всех морских судов, посетивших Персидский залив, ходило под британским флагом. Лишь стремительное проникновение Германии поколебало эту давнишнюю