Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К этому времени Смоленск уже был отрезан немцами от лагеря и что стало с военнопленными поляками и оставшейся в лагере охраной, – я не знаю.
Потемкин: О каком количестве вагонов шла речь?
Ответ: Мне нужно было 75 вагонов, но я просил любое количество, лишь бы только как-нибудь погрузиться и выехать. К этому времени с Москвой связь была нарушена и связаться с Москвой мне не удалось.
13 июля я выехал для того, чтобы попасть в лагерь, но на Витебском шоссе застава меня не пропустила. Я возвратился обратно в Смоленск и хотел по Минскому шоссе попасть в лагерь, но и здесь застава меня не пропустила. Я попробовал связаться с комендатурой охраны тыла, но этого мне не удалось. Таким образом в лагерь я не попал.
Потемкин: Есть ли у вас какие-нибудь сведения, что стало с поляками из лагерей?
Ответ: У меня никаких сведений не было об этом до опубликования материалов по «Катынскому делу».
Толстой: Комиссии сообщили, что документы из лагеря спасены.
Ответ: Не все документы. Вывезены были личные учетные дела, еще с начала появления парашютных десантов.
Потемкин: Какое количество находилось в трех названных лагерях?
Ответ: У меня в лагере было 2932 человека, в лагере №3 – более 3 тысяч, в лагере №2 —примерно полторы, максимум 2000.
Толстой: Какое настроение было у военнопленных поляков офицеров при Советской власти?
Ответ: Старшее офицерство было замкнуто, подофицеры и средняя часть с началом военных действий были настроены так, что хоть вооружай их сегодня и они пойдут против Германии. Средние слои придерживались того, что, как бы ни сложилась обстановка, Польша не сгинет. Они ориентировались на правительство Сикорского.
Толстой: Высшее офицерство тоже работало?
Ответ: Начиная от подполковника и выше военнопленные на работах не использовались. Свободно общались между собой, питание было хорошее. Связь была ограничена только с населением.
Гундоров: Из каких лагерей были у вас офицеры?
Ответ: Основная часть была из Козельского лагеря, часть из Осташковского лагеря и Старобельского лагеря.
Гундоров: Была ли у вас в лагере библиотека?
Ответ: В лагере были книги на польском языке, была и наша политическая литература, которой пользовались свободно, была радиотрансляция.
Потемкин: На работах поляки были в своем обмундировании?
Ответ: Да, они находились в своем обмундировании. Обмундирование и обувь у офицерского состава были в порядке. Они очень аккуратно и бережно относились к нему. Можно было заметить, что в сырую погоду они надевали на сапоги самодельные деревянные колодки или же летом ходили в одних колодках с целью сохранения обуви.
Потемкин: В предъявленном нам т. Ветошниковым общем деле переписки с лагерем особого назначения № 1 имеются документы, относящиеся уже к периоду начала войны, в частности, последний документ имеет дату 25 июня 1941 г.
ГАРФ, ф. 7021, оп. 114, д. 8, л. 264—266.13а Бамберг
Якобсберг 22
Перевод с немецкого
США– зона Германии Бамберг, 2.IV.1947 г.
В ПОЛЬСКОЕ ВОЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО
Я имею возможность сообщить Министерству обстоятельные данные о том, какой немецкий полк произвел убийство польских офицеров в Катынском лесу. Это не был разведывательный полк (Hecresnachrichten) 537. Затем могу сообщить, когда произошло массовое убийство и по чьему приказу.
Кроме того, могу сообщить, как немецкие войска (не SS) по приказу офицеров производили массовые убийства польского гражданского населения еще в 1939 году. Также данные об убийствах польских и советских солдат, производимых немецкими войсками. Если польское Военное министерство заинтересовано этими сведениями, прошу сообщить мне.
С большим уважением Вильгельм Шнейдер.Перевели: С.Пронин ( подпись ), А.Иванцов ( подпись )
Архив внешней политики Российской Федерации. Фонд 07, опись 30а, папка 20, дело 13, л. 23. Подлинник.
Перевод с польского. Копия.
ПРОТОКОЛ допроса свидетеля Вильгельма Гауля Шнейдера
5 июня 1947 г. в городе Бамберг по ул. Якобсберг, № 22, Германии, в американской зоне оккупации Германии, ко мне, капитану Б.Ахту, явился немецкий гражданин Вильгельм Гауль Шнейдер и в присутствии прокурора д-ра Савицкого дал следующие показания: Признаю, что предъявленное мне в копии письмо от 2 апреля 1947 года, адресованное «Военному министерству Польши – Варшава» относительно сообщения о преступлении, совершенном в Катыни, написал я.
I Я, сын Доминика и Анны, урожденной Вавжинек, родившийся 10 января 1894 г. в Роздзене Катовицкого уезда Верхней Силезии, вероисповедания римско-католического, по профессии журналист, предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний и изъявляю готовность дать под присягой настоящие показания.
II
До прихода Гитлера к власти, т.е. до 30.I.1933 г., я работал в качестве журналиста в периодических изданиях «Wielt am Montag», «Montag Morgen» и «Wüeltbuhne», выходивших в Берлине.
Позднее, из-за принадлежности к социалистической партии (SPD) я не был включен в список правомочных журналистов. Очутившись в таком положении, я поступил на обувную фабрику «Batta» «Ottmuth» K.Krapitz в немецкой Верхней Силезии в качестве референта по печати. Там я работал по 2 августа 1940 г., т.е. до момента призыва в немецкую армию, во флот, в Wilhelmshafen. Спустя несколько недель, а именно 9 сентября 1940 г., я был арестован гестапо (SD) из Ополя.
Меня арестовали в г. Hook van Holland в Голландии и доставили в Ополе. Причиной моего ареста послужила моя деятельность совместно с верхне-силезскими поляками против режима и войска. После 3-месячного пребывания в тюрьме в Ополе, где меня подвергали пыткам с целью получения признаний, я был переведен в Берлин в Wehrmachtsuntersuchungsgefängisse, Tegel, Seidelstrasse 39, которая была тюрьмой Reichskriegsgericht. В этой тюрьме я находился около 2 лет, т.е. до 4 сентября 1942 г., когда я был приговорен IУ Senat’ом Reichskriegsgericht к расстрелу.
К концу сентября 1942 г. ночью, накануне казни – точной даты не помню – в тюрьме я принял яд, чтобы покончить с собой. Несмотря на принятие большой дозы яда, попытка самоубийства не удалась и я в течение 14 дней боролся со смертью. Через 14 дней я пришел в сознание За это время мой защитник адвокат д-р Bragger, проживающий в Берлине, подал прошение о моем помиловании. Прошение было рассмотрено положительно и смертная казнь была заменена пожизненным заключением.
После этого меня перевели в Вальдгейм в Саксонии, где я находился до 7 мая 1945 г., т.е. до вступления советских войск. В поисках семьи, также вывезенной гестапо, я приехал в г. Бамберг, где в настоящее время проживаю и работаю в качестве журналиста социалистической печати. Помещаю статьи под своей фамилией, особенно интересуюсь проблемами профсоюзов и общественными вопросами. Являюсь членом общества жертв гитлеризма . Моя жена, которая также была арестована гестапо в Ополе, в настоящее время является домашней хозяйкой, а мои три дочери работают в различных американских учреждениях. Две из них помолвлены с американцами и выезжают в США.