я сказала своему приятелю, что не жила совместно с учителем, разве что когда мы путешествовали, а тут учитель стал названивать мне буквально каждый вечер, а ведь я уже жила вместе с приятелем, так что мне пришлось попросить его не отвечать на телефонные звонки; когда я звонила домой откуда-нибудь, я ждала до трех гудков, а потом вешала трубку. Смешно, не правда ли? Короче, я предупредила своего друга, да, он был всего на два года младше меня, но так как до него я все время проводила с учителем, мне казалось, что он очень молоденький; учитель вот-вот должен был догадаться, мне было очень страшно, и, поскольку в один прекрасный день все-таки это произошло, мне пришлось открыться учителю, пока дело не дошло до каких-нибудь глупостей; когда учитель позвонил, я сказала своему другу, чтобы он ответил и сразу же передал трубку мне, учитель, ясное дело, спросил: «Эй, Рейко, а это что за тип?» – «А, учитель, это всего лишь мой друг пришел проведать меня», потом молчание, учитель все тотчас же понял, а мне доставляло удовольствие, что он попсихует малость; ну а дальше пошло: «Ты живешь с ним, а? спишь с ним? и тебе нравится, да? он уже трахал тебя в задницу? а какую позицию вы предпочитаете?», а я ответила: «А вы кричите мне в ухо имя Кейко, когда кончаете», и на все его вопросы я реагировала только так, что, мол, вы из тех, кто выкрикивает имя другой женщины, занимаясь любовью, вот и докатились до таких пошлостей, и тут учитель удивился: «Неужели это правда?» Теперь я могу рассказывать об этом со смехом, теперь это только приятное воспоминание, но иногда я спрашиваю себя, а почему я все еще вижу это, почему я все еще там? и это страшно, не так ли? Ведь на этот вопрос не может быть ответа, учитель заставил меня страдать чуть ли не до смерти, но сейчас, когда я думаю об этом, мне становится ясно, что в те времена я не задавала себе вопросов без ответа; мне нравилось, когда учитель говорил: «Рейко, есть два типа людей: те, кто живет, умея любить себя, и те, которые проводят свои дни, не любя себя»; когда учитель сказал мне это, я подумала, что в Париже, наверно, я встречу кучу таких людей, как он, но так никого и не нашла.

Рейко говорила четким и ясным голосом. Таким, каким говорят ведущие детских телепередач.

Сделать звонок в Японию я мог только из ее комнаты. Телефонная связь на Кубе – дело безнадежное, у меня самого есть дома телефон, но так как это не выделенная линия, специально для иностранных гостей, позвонить куда-нибудь за границу очень проблематично. Впрочем, с местными вызовами не лучше.

– Я воспользуюсь вашим телефоном, – произнес я.

– Конечно, прошу вас, – раздалось с веранды.

С моря налетал сырой ветер. Я набрал номер, но сигнала не было.

– Не говорите ей, что я здесь, просто спросите номер учителя.

– Так точно.

Наконец в трубке послышались гудки. Я насчитал их восемь.

– Алло. Катаока на проводе.

Ничего себе голосок. Барышня явно не в настроении, а тут еще трескотня и ни черта не слышно.

– Да вы что? – удивилась Кейко, расслышав слово «Куба». Настроение ее от этого, правда, не улучшилось. – Я все равно не понимаю, что вы там мне рассказываете, кто вы такой?

Слышно было ужасно. Связь на Кубе вещь ненадежная, разъединять могут без конца. Моя семья живет в Нагано, и мне не раз случалось перезванивать, когда я разговаривал с матерью. В конечном счете плохая связь начинает нервировать вашего собеседника первым.

– Меня зовут Казама, я фотограф, работаю на Кубе.

Рейко смотрела на меня через стекло веранды. Ее силуэт казался расплывчатым, поскольку стекло покрылось налетом от постоянных брызг и солнечных лучей. Если бы кто-нибудь зашел тогда в комнату, то, увидев Рейко, несомненно принял бы ее за привидение.

– Я не знаю вас.

Тон Кейко становился все более и более неприятным. В телефонных помехах было нечто символическое. Это все равно что разговаривать с Рейко: нужно постоянно думать о том, что сказать вначале, как продолжить и что ни в коем случае нельзя говорить. Нудное, утомительное занятие.

– Я звоню вам, потому что кое-кто говорил мне о вас.

– И кто же?

– Господин Язаки.

Я подумал, что неплохо было бы получше узнать, что представляет собой Кейко, но теперь было поздно. Получить какую-либо достоверную информацию от Рейко, по-видимому, невозможно. Она не то что о других, она и о себе самой не имеет объективной информации.

– Господин Язаки? – произнесла Кейко, и тон ее голоса сделался подозрительным.

Пока я беседовал с ней, в голову пришла мысль, что я не имею никакого опыта общения с людьми ее круга, разве что с Рейко. «Ах вот как? Вы звоните с Кубы? Да… Вы друг господина Язаки? Надо же! О, я давно уже его не видела… Номер телефона? Минуточку, э-э, да, сейчас продиктую, вам есть чем писать? Пишите… вот, пожалуйста…» Так, без церемоний, говорили бы со мной мои приятели. Рейко смотрела на меня с усталым видом. Я не заблуждался насчет того, что эта Кейко в свое время была лучшей подругой Рейко, но наивно полагал, что поскольку та уже бывала на Кубе вместе с Язаки, то это имя возбудит у нее сладкие воспоминания. Глядя на Рейко и одновременно слушая Кейко, я повторял про себя: «О, сборище идиотов!» Я понимал, что они приезжали сюда не как туристы с рюкзачками, сэкономив на своей небольшой зарплате.

Голос Кейко Катаоки мучил меня нещадно. Я начал жалеть, что купился на призывы Рейко, чувствовал себя бессильным перед Кейко, которая разговаривала со мной таким тоном, я