Я увидел многих моих старых знакомых из дворян и зарубежных министров [т. е. дипломатов разного ранга]. Первые держались с исключительной холодностью, вторые также, но их холодность соединялась с чуть большей учтивостью. Шведский министр дошел даже до того, что сказал сэру Чарльзу Ноулсу739, что был удивлен увидеть меня при дворе, так как слышал, что меня заключили в крепость. Сэр Чарльз дал ему весьма энергичный и подобающий ответ, после чего посол пожал плечами, резко поворотился и подошел поздравить меня с возвращением. Я знал этого человека в Копенгагене, где он был министром740.

В то время я часто ужинал с некоторыми представителями британской колонии [Петербурга], которые не относились ко мне как прежде и вели себя очень сдержанно. Однако я доверительно поинтересовался у одного из них, слышали ли они какие-нибудь разговоры обо мне до моего приезда. С большим трудом я выудил из него, что сообщений было много, но главное, говорили, что я растратил доверенные мне деньги и что я никогда не приеду в Россию. Согласно другому сообщению, я не пожелал подчиниться [зачеркнуто:] *графу Орлову* приказу прибыть в Санкт-Петербург и отправился из Ливорно во Францию с деньгами и векселями на значительную сумму, и что никто не ожидал увидеть меня в России. По поведению и моих друзей, и моих врагов я начал верить, что они действительно меня не ждали. С нетерпением я уповал на возвращение императрицы из монастыря, когда услышал, что она [оттуда] отправилась прямо в свой дворец в Царское Село, куда никто не мог прибыть, если за ним не посылали, о чем, без сомнения, граф Чернышев знал741.

Между тем это не могло воспрепятствовать мне увидеть Его императорское высочество великого князя, о чем я просил графа Панина742. В это время я положил к стопам великого князя жезл капудан-паши, что был найден на его боте; этот жезл вместе с шелковым флагом тот держал при себе. Его высочество принял меня и моих сыновей с присущей ему любезностью и вниманием и был весьма доволен трофеями, которые я ему представил. Жезл был серебряный с позолотой и чеканкой в виде цветов, длиной около 20 дюймов, с большими круглыми головами (a broad round head) на каждом конце и одной посередине, как у трехбунчужного паши. Это, несомненно, были регалии капудан-паши, их мог ему даровать или у него отнять только сам султан по своей воле. Жезл хранился в малиновом чехле с ремнем, чтобы носить его на плече, а то, что его бросили, говорит о спешке, с которой турки покидали свое судно743.

Я не подходил к британскому послу лорду Каткарту, пока не понял, что на некоторое время я лишился всякой надежды видеть императрицу744. Я и мои сыновья были приняты у посла, как обычно, дружески и учтиво, мы обедали у него трижды на неделе, а еще по воскресеньям со всеми иностранными министрами. Относительно моего положения милорд сказал, что ходило немало порочивших мою репутацию слухов, которым он никогда не верил, так как они были такого свойства, что распространять их могли только люди самые бесчестные, но и он, испытывая ко мне искреннюю дружбу, тоже временами чувствовал неловкость745. Его супруга выражала те же чувства участия и дружбы, так что с этого времени я почти жил у них, и они, казалось, не делали различий между своими детьми и моими746.