— Так-то лучше. — Васнецов отвязал веревку и потащил упирающегося и испытывающего страх зверя к двери. Привязал к ручке. Постоял, сжимая болящую рану в ноге.

— Не пускай сюда никого, пока я не уйду. — Сказал он псу и направился к самолету.

Он открыл дверь кабины. За пилотским креслом на полу лежала бомба. Та самая, так не похожая на бомбу. Стальной ящик рифленого железа окрашенного в защитный цвет. Странно, что тут всего два охранника. Хотя с другой стороны, зачем больше? Ангар далеко от поселения. На холме. Сюда некому, да и не зачем соваться. Основные силы вооруженных людей нужны не здесь…

К бомбе ремнями пристегнут какой-то мешок. От него эластичный шнур зацеплен карабином за ножку пассажирского кресла. Может это парашют, о котором говорил Варяг? Не важно. Главное что ОНА здесь.

Он положил ладонь на корпус бомбы. Холодная. Как всегда. Но скрывающее адское пламя в своих недрах. Этот холод отрезвлял больше чем боль в ноге. Он погладил ее с какой-то благоговейной нежностью и вдруг поцеловал в ледяной безжизненный корпус.

— Внучка Ферми и Оппенгеймера… Любимая девочка Людоеда… Послушай меня, родная. Не подведи, слышишь? — зашептал он. — На тебя теперь вся надежда. Твои сестры уничтожали мир. А тебе его спасти надо. Давай сделаем это. Не подведи детка. Не подведи всех нас.

Ему казалось, что холодное молчание бомбы стало для него положительным ответом.

Николай открыл ворота ангара, подняв большую створку к потолку при помощи лебедки. Перед ним разверзлась бездна ледяной ночи, где в темноте проглядывалось красноватое свечение, отраженная в бесконечных тучах.

— Сейчас… Уже скоро… — Бормотал Васнецов шатаясь.

Метрах в сорока перед ангаром с двух сторон торчали стальные столбы и между ними натянута массивная цепь. Она перегораживала путь самолету и, Васнецов не сразу понял, для чего она. Осмотрев ее и с облегчением почувствовав, что кровотечение ослабло на морозе, он вернулся к самолету и стал цеплять вторую лебедку к лыжному шасси. Затем потянул от нее трос к цепи. Накинул крюк. Снова заковылял к самолету и стал крутить лебедку. Вот зачем цепь.

Пришлось повозиться минут пятнадцать. Самолет с трудом, но все же выполз из своего более-менее теплого логова на жгучий холод ночной Аляски. Поколебавшись, какое-то время, он все же решил вернуться в ангар и закрыть воротину. Но тогда из ангара к самолету не выйти. Надо будет идти в обход. Это неприемлемо. Особенно с такой ногой.

Николай подкатил бочку и опустившаяся воротина уперлась в нее. Осталась небольшая щель. Но так все же меньше холода будет проникать внутрь. Васнецов выполз через щель, убрал лебедку. Отстрелил из автомата навесной замок держащий перегородившую дорогу цепь и, наконец, оказался в кабине самолета. Обернулся, взглянув на лежащую в безмятежном спокойствии ядерную бомбу.

— Ну, деточка. Полетели?

Он совсем недолго изучал приборную панель. Единицы измерения на шкалах приборов были в незнакомой ему системе. Но он ощущал полную уверенность, что справится. Главное найти зажигание. Вот оно…

Поршневой двигатель чихнул, заурчал. Пришли в движение лопасти, и вдруг самолет взревел и винт завертелся с такой скоростью, что рисовал перед взором пилота прозрачную пелену. Стальная птица задрожала, предвкушая скорый полет.

— Резвый какой, — усмехнулся Николай. — Ну, покажи, на что ты способен.

Он дал двигателю прогреться некоторое время, затем стал прибавлять обороты двигателя. Самолет качнулся.

— Черт… Закрылки… Как там Варяг рассказывал… Закрылки… Кажется вот эта ручка… Нет? Вот эта… — Он обернулся и взглянул на крыло. — Точно. Закрылки выпущены. Ну… Поехали…

Самолет тронулся с места. Сначала нехотя. Затем его скольжение лыжами по снегу стало стремительно нарастать. С этой стороны холма уклон был практически незаметен. Но по обе стороны от взлетно-посадочной полосы холм круто уходил вниз. Самолет стало вести влево но Васнецов сумел выровнять его на прежний курс, то и дело, поглядывая на прибор показывающий скорость.

— Черт… Какая у него скорость взлета… Когда тянуть штурвал?

Ответ пришел скоро. Николай почувствовал, как самолет уже сам пытается оторваться от снежного покрова. Прав был Варяг. Такая машина сама будет рваться в небо. И он потянул штурвал. «Пайпер Чероки» взмыл над замерзшим миром.

— Я сделал это… Я сделал это!!! — Заорал Николай. — Я сам смог это сделать!

Самолет набирал высоту. Однако ХАРП находился в противоположной стороне от направления полета. Набрав приемлемую высоту и выровняв машину, надо разворачиваться. Васнецов осторожно командовал послушной машиной. Но когда дошла очередь до разворота, он вдруг ощутил холод в спине и боль в висках. И скрип… Нет. Это не самолет скрипит. Это качели. Ну что опять…

Он повернул голову. Рядом сидела красивая девушка. Нет. Не красивая. Сказочно красивая. С золотистыми волосами, которые волнами развивались вокруг ее лица и ажурном белом платье. И не холодно же ей…

— Ты на хрен кто еще такая, — пробормотал Васнецов, чувствуя, что какая-то сила заволакивает его сознание.

— Коля, ты хорошо подумал? Ты уверен, что сделал правильный выбор? — пропела она чарующим голосом и на родном для него языке.

— А тебе что? Какое дело? — бормотал он.

— Ты же землю последнего шанса лишаешь.

— Что? Я лишаю землю последнего шанса?

— Конечно. Ты выпустишь людей из их нор. Ты дашь им возможность возродить стертое с лица земли и продолжить их вечную войну. И добить планету. Но на самом деле они должны исчезнуть. Их цивилизация не первая. Но все кто не справился с развитием разума, а уповал лишь на развитие технологий, стирались из истории, и начиналось все сначала. И каждый раз был возможен, пока жива земля. А ты хочешь оставить землю снова наедине с ее убийцами. Одумайся. Что ты хочешь сделать. Взорвать атомную бомбу. Опять. Опять!

— Да кто ты такая?! Ты чертово порождение ХАРПа или сам ХАРП?

— Я? Я судьба твоя.

— Ну да. Конечно. Судьба. — Николай усмехнулся. — Просто я нецелованный пацан в рассвете сил. Вот мне смазливые бабы и мерещатся постоянно. Ты лишь плод моего воображения, порожденного разумом, протестующим против того, чтобы я помер девственником.

И он засмеялся…

— Только плевать мне на это, — Продолжал Васнецов. — Сейчас меня на это не купишь. Раньше может быть. Но не сейчас.

— Ты не о том думаешь, Коля. Ты о земле подумай. Оставь все как есть. Дай завершить стерилизацию планеты от людей. Дай земле шанс.

— Нет сладенькая. Идешь ты к чертовой бабушке. Земля — это люди. А я верю в людей. Сволочи они конечно. Но, черт возьми, я верю в бога в людях. В каждом. Только бы им его отыскать в себе. Они поймут. Они все поймут. И встанут на правильный путь. И дети… Ведь никто сволочью не рождается…

— В людей веришь? — В голосе девицы слышался отчаянный протест. — В тех, кто себе подобных в Москве вешал или отрезал им головы? В тех, кто под Москвой грабил беженцев? В каннибалов с их малолетними проститутками? В вандалов, что детей за ноги и об стену головой? В черновиков, что Риту толпой насиловали и людей в рабство угоняли, ставя им клейма на лоб? В гвардейцев и легионеров, истреблявших друг друга? В местных ковбоев, мечтающих только об одном, завладеть огромным арсеналом оружия стражей? Ты в них веришь?!