Все началось как любовная игра, и мы оба знали, что сейчас для этого не время и не место, что мы оба чересчур устали. В первую минуту эта игра выглядела невинной, как шалость детей, которые, дурачась и смеясь, шутливо борются друг с другом. Но потом она стала отвечать мне все с большим увлечением и жаром. Трусы куда-то уплыли по черной воде. Я овладел ею прямо здесь, на теплом мелководье, ее откинутая голова лежала на границе суши и моря. Набегавшие волны ласкали ее волосы, тучи жадных насекомых, о которых мы на время позабыли, впивались в мое истерзанное тело. Я видел лишь ее лицо и раскинутые колени, мы забыли обо всем и слегка покачивались в ласковом прибое тропического моря.

Когда все кончилось, укусы ненасытных кровососов погнали нас обратно в воду.

Она прижалась ко мне с отчаянной силой, вся обвилась вокруг меня и почти с яростью прошептала мне в ухо:

— Не смей об этом сожалеть! Не смей когда-нибудь жалеть о том, что у нас все началось вот так.

— Именно так все и должно было начаться. Ты сама это знаешь.

— Сэм, это было великолепно. Может быть, слово слишком громкое, но оно вполне подходит. Великолепно!

— Тебе совсем не обязательно произносить это с таким вызовом.

Через некоторое время она стала подремывать, то и дело приходя в себя и спрашивая, можно ли ей спать в этой чертовой воде. Я вышел на берег, в третий или четвертый раз ощупал брюки и рубашку и нашел их достаточно сухими. Я быстро выкопал две продолговатых ямы в теплом, чистом и сухом песке. Я уложил ее в одну из этих ям на мягкую песчаную подушку, засыпал сверху песком, растянул на четырех подпорках свою рубашку и устроил у нее над головой что-то вроде защитной сетки от комаров. Пока я таким же образом устраивался в соседней яме и просовывал голову в одну из штанин своих брюк, комары успели меня здорово покусать.

— Спокойной ночи, любимый, — сказала она беззаботным и нежным голосом. Через несколько минут, когда я спросил ее, удобно ли ей, ответа уже не последовало.

Когда меня разбудило утреннее солнце, я сел и обнаружил, что ее гнездо пусто. Воздух был полон чудных запахов, вода сверкала, ветерок ерошил волосы.

— Э-ге-гей! — закричала она издалека. — Ау!

Я вылез из песка, встал и подошел к полосе прибоя. Все мое тело было усеяно битым стеклом и рыболовными крючками. Я медленно поплыл к ней.

— Доброе утро, любовь моя, — сказала она. — Мои волосы превратились во что-то ужасное. Я забыла взять свою помаду. Вся кожа распухла от укусов. Под глазами, наверно, темные круги. Посмотри на меня внимательно. И если ты сможешь все это вынести, поцелуй свою девочку и скажи доброе утро.

Я сделал все, что она велела.

— Вид у тебя что надо, — ухмыльнулся я. — Что касается твоего настроения, то ему можно только позавидовать.

— Давай еще немного поплаваем. Я хочу тебе кое-что показать.

Я плыл следом за ней, пока она не повернулась и не указала мне на берег. Я тоже ее увидел — высокую белую водонапорную башню, сиявшую на фоне густо-синего утреннего неба.

— Цивилизация? — спросила она.

— Я не знаю, как далеко мы от Бока. Это может быть остров Лакоста или один из маленьких клочков суши на Сосновых островах.

— Дорогой, я знаю, что нам срочно нужно найти телефон, рассказать обо всем, что произошло, и все такое прочее, но мне очень хочется остаться здесь. Ты не думаешь, что у меня странные причуды? Если бы здесь можно было получить чашку кофе, я бы никогда отсюда не ушла.

— Мы сюда еще вернемся.

— Правда? На «Меньшем зле»? Ты обещаешь?

— Обещаю. Торжественно клянусь, что…

Я остановился, увидев ее руку. Я поймал ее за запястье, которое она попыталась у меня вырвать. Я увидел на тыльной стороне ее руки несколько красных безобразных пятен, покрытых свежей коркой.

— Что это за следы?

— Сейчас уже совсем не болит, правда.

— Значит, так он заставил тебя говорить?

— Да.

— Сигареты?

— Его чертовы сигары.

— Шесть ожогов, Пегги. Шесть ужасных ожогов!

— События развивались так, милый. Четыре раза я выдержала, на пятом упала в обморок, а шестой развязал мне язык.

— И ты называла себя трусихой?

— Да, ведь я все-таки заговорила, Сэм. Боже мой, ему даже не пришлось задавать мне вопросы. Я выболтала все сама. Я рассказала ему про все, о чем мы с тобой говорили.

Я прикоснулся губами к ее руке. Заметив, что у меня защипало в глазах, я резко повернулся и поплыл к берегу так быстро, как только мог, чувствуя, как в моих мышцах словно распрямляются тонкие горячие проволочки. Плаванье меня немного взбодрило. В двадцати футах от берега Пегги стала меня догонять, но, когда она оказалась рядом, я схватил ее за руку, окунул ее в воду с головой и в конце концов выскочил на берег первым.

Я быстро пробежал по пляжу и натянул брюки.

— Ты грязный обманщик! — вопила она сзади.

Я повернулся и посмотрел на нее с улыбкой. Она лежала на песке, приподняв голову над водой.

— Принеси мне мою рубашку!

— Подойди сюда сама, вежливо попроси, и тогда я подумаю, стоит ли давать тебе мою рубашку.

— Сэм!

— Ты зря теряешь время, крошка.

Она бросила на меня сердитый взгляд и в конце концов встала из воды. Поначалу она пыталась закрываться руками, но потом сказала: «А, ладно, к черту все это». Закинув руки, она взбила на голове мокрые волосы, расправила плечи и зашагала ко мне по длинному пологому склону берега, сперва смущаясь, а потом гордо подняв голову.

Она шла под ярким утренним солнцем, на фоне ярко-синего моря за спиной, вся усыпанная капельками воды, грациозная и сильная, слегка склонив голову к плечу, сохраняя серьезный вид и не отрывая от меня взгляда. Подойдя ко мне, она сделала глубокий вдох, отчего приподнялись кверху ее маленькие, золотистые, безупречные груди.

— Ты имеешь право смотреть на то, что целиком и навеки принадлежит тебе, Сэм, — сказала она. — Вести себя по-другому было бы просто глупо.

Целиком и навеки. Эти слова вдруг поразили меня своим глубоким смыслом — я почувствовал, что в них прозвучало полное, безграничное доверие. Она предлагала мне свою жизнь. И я с радостью принял этот дар. Но в этот миг я ощутил что-то еще, и ощутил впервые. До сих пор я всегда был одинок — даже в те дни, когда жил с Джуди. Еще сегодня ночью, рядом с Пегги, я все-таки чувствовал себя немного отстраненным от нее, как и от всех остальных людей на этом свете. И только сейчас, когда я услышал ее голос и увидел ее глаза, во мне словно открылся последний шлюз, из которого наружу хлынул затхлый поток, и самый дальний уголок моей души наполнился светом и теплом, которых раньше я никогда не знал.