– Слушайте, какой это приказ Сталина был, что будто бы меня и после войны обязательно найдут и казнят? Вы читали такой?

– Не читал, – отвечал ему, – но слышал.

– Да ведь меня теперь весь мир знает! – восклицал Власов. Возмездие привело его в камеру смертников, а он на что-то еще надеялся!

– А ведь, возможно, меня и не расстреляют. Дадут этак лет двадцать пять – и порядок. Я же спас сотни тысяч русских военнопленных!

Ему напоминали о предательстве. Он возражал:

– Не то говорите, не то… В политике преступление – ерунда, важны результаты. Мой результат – спасение военнопленных от голода и унижения. Так что вспомнят и эту мою заслугу!

Возвращаясь с допросов, Власов злобно ругал своего следователя, которому сам же давал подробные показания, но не доверял его записям и придирчиво вчитывался в протокол, прежде чем подписать. Однажды вернулся возбужденный и даже довольный.

– Нынче мне повезло, – сказал, подмигнув из-под окуляров. Оказывается, его привели к начальнику следственного управления. У входа на столике – большая пепельница с горкой окурков. – Я их цоп и за пазуху, – похвалился „освободитель России“. Он рассортировал „бычки“ по степени их пригодности и сказал: „Живем!“…»

После сорокаминутной беседы Власова с Абакумовым начальник внутренней тюрьмы полковник Миронов получил указание:

«На имеющуюся у Вас половину продовольственной карточки прошу включить на дополнительное питание арестованного № 31.

Начальник следственного отдела ГУК „Смерш“

Генерал-майор Леонов».

В 12.05 30 июля 1946 г. открылось (закрытое) судебное заседание военной коллегии Верховного суда СССР.

После перерыва, объявленного в 13.40, ровно через 28 мин., судебное заседание возобновилось с допроса подсудимого Власова.

Председательствующий: Подтверждаете ли вы ваши показания от 25 мая с.г., т. е. основные ваши показания, – сдаваясь немцам, были ли вы убеждены в правильности действий фашистов и, переходя на их сторону, вы делали это добровольно, согласно вашим убеждениям или как?

Подсудимый Власов: Смалодушничал. Первые шаги в работе начались с Винницкого лагеря, где шла разлагательская работа с участием капитана Штрикфельдта. Я это подтверждаю. Я также подтверждаю, что разговор между мной и Фильгером, который отражен на странице пятой второго тома, имел место, и я тогда дал свое согласие работать на немцев. Капитан Штрикфельдт предложил подготовить листовку, что мной и было выполнено, и после этого выехали с ним в Берлин…

Подсудимый Малышкин: Я сдался немцам из-за трусости…

Подсудимый Трухин: По трусости…

Подсудимый Жиленков:… На допросе у немцев мне было объявлено о том, что я буду расстрелян за антигерманскую деятельность. Проявив трусость и желая во что бы то ни стало спасти свою шкуру, я назвал свою действительную фамилию…

Подсудимый Закутный: Попав в окружение и впоследствии в плен к немцам, я отвечал на все вопросы, которые мне задавались немцами на допросах… Так началось мое падение…

Подсудимый Благовещенский: Я признаю себя виновным в том, что 6 июля 1941 г. после тщетных попыток выйти из леса я попал в плен к немцам…

Будучи в лагере военнопленных, я был дважды сильно избит немцами. В связи с этим я наивно думал и «невинность сохранить и капитал на этом нажить»…

Подсудимый Мальцев:…8 ноября 1941 г. я остался в Севастополе, явился в СС и заявил, что я обижен Советской властью и поэтому готов служить немцам.

Подсудимый Буняченко:…Виновным себя признаю в том, что 17 декабря 1942 г. я добровольно перешел на сторону немцев, я выдал немцам интересовавшие их секреты, я выдал немцам военную тайну…

Подсудимый Зверев:…Признаю себя виновным в том, что в июне 1943 г. добровольно вступил в РОА, изменил советскому народу и Родине…

Подсудимый Меандров: Мои показания на предварительном следствии я подтверждаю, а вина моя заключается в том, что я не оказал вооруженного сопротивления и сдался немцам…

Первый день процесса закончился в 22 часа 50 минут, а 31 июля в 12 часов начался второй.

После перерыва с 16 часов до 18 часов 20 минут подсудимым было предоставлено последнее слово.

Подсудимый Власов: Содеянные мной преступления велики, и ожидаю за них суровую кару. Первое грехопадение – сдача в плен. Но я не только полностью раскаялся, правда поздно, но на суде и следствии старался как можно яснее выявить всю шайку. Ожидаю жесточайшую кару.

Подсудимый Малышкин:…Сейчас не могу объяснить, что сыграло решающую роль в преступлении, которому нет имени. Я пошел против общественного и государственного советского строя. Я дал все показания, я ничего не скрыл, я все изложил. Умирать, конечно, неохота. Но после всего, что мной сделано, как смотреть в глаза людям? Жду сурового приговора.

Подсудимый Трухин: Я изложил всю гадость, мерзость, гнусность моего падения, начиная с 1941 г. Нет имени преступлениям, которые я совершил. Я сознался во всем. Я сделал бесконечно много гадостей и поэтому жду и готов вынести любой приговор.

Подсудимый Жиленков: Я совершил тягчайшее преступление перед партией и Советской Родиной, за что будет справедливым приговором суровое возмездие. Мне, как бывшему партийному работнику, позорно и стыдно быть на этой скамье и отвечать за гнусные деяния. Признаю, что я готов нести наказание, которое найдет нужным применить ко мне Советское правительство… Если суд найдет возможность, чтобы использовать мою жизнь, то я готов загладить мою вину чем угодно и в любых условиях.

Подсудимый Мальцев: Все ясно, я не смею рассчитывать на помилование, скажу только, что до 1938 г. все шло нормально, а потом началось падение. Мысль самая гнусная – это обида на советскую власть за недоверие, которое я стал ощущать после моего ареста. Я просился в армию, мне отказали. Обидевшись на советскую власть я дошел до настоящего состояния. Умереть бы, но с толком – вот что мне хотелось бы на сегодняшний день.

Подсудимый Закутный: Мои преступления безмерно велики и тяжки. Я совершил их против великой партии, членом которой я являлся с 1919 г., против Советского правительства. Я еще не безнадежно потерян для своей Родины и прошу сохранить мне жизнь, дав этим возможность хотя бы частично искупить столь большую мою вину. Прошу дать мне возможность умереть честным человеком, а не врагом своего государства.

Подсудимый Благовещенский: Я признаю себя виновным в изменнической деятельности и готов принять любое наказание.

Подсудимый Буняченко: Я совершил очень большое преступление перед Родиной, став на путь измены и предательства. Тяжело в данное время вспоминать пройденный мною жизненный путь, большая часть которого была посвящена честной и творческой работе на пользу Родине, и только в 1942 году, я прыгнул в самое логово зверя, в фашистское болото, и этим нанес большой вред своей Родине. Я честно рассказал о всех своих преступлениях, за которые любое наказание советского правосудия приму как должное. Но все же прошу сохранить мне жизнь, любой самый тяжелый труд для меня будет большим счастьем.