Обеим странам нужен был мир для решения внутренних проблем.

Отчаявшись выторговать у Ивана хоть что-нибудь, литовские послы вышли из тупика с помощью дипломатической казуистики. В марте 1503 года между Москвой и Вильно было заключено перемирие сроком на шесть лет — «от Благовещениева дни (25 марта 1503 года. — Н. Б.) до Благовещениева дни (25 марта 1509 года. — Н. Б.)» (19, 243). Вопрос о принадлежности захваченных Иваном земель, площадь которых составляла около трети всей территории Великого княжества Литовского, оставался открытым. Литва продолжала считать их своими. Однако фактически они оставались в составе Московского государства.

Формальным завершением переговоров было клятвенное утверждение текста договора государем 2 апреля 1503 года. Эту церемонию так описывает С. М. Соловьев: «…По написании двух грамот с обеих сторон и привешении к ним печатей бояре отнесли литовскую грамоту к великому князю, который, осмотревши посольские печати у нее, велел послам быть у себя; когда послы пришли, то он велел им сесть и послал за крестом; крест принесли на блюде с пеленою. Тогда великий князь встал, велел одному из бояр держать крест и в то же время приказал читать перемирные грамоты. Когда грамоты прочли и положили под крест, Иоанн, обратясь к послам, сказал: „Паны! Мы с братом своим и зятем Александром, королем и великим князем, заключили перемирье на шесть лет и грамоты перемирные написали, и печати свои к своей грамоте привесили, а вы к королевскому слову, к той грамоте, которой у вас быть, печати свои привесили. Мы на этих грамотах крест целуем, что хотим править так, как в грамотах писано. А вы на этих грамотах целуйте крест, что как будут у нашего брата наши бояре, то брат наш и зять к своей грамоте печать свою привесит и крест поцелует пред нашими боярами, отдаст им перемирную грамоту и будет править по ней; а не станет нам править, то Бог нас с ним рассудит“. Великий князь и послы поцеловали крест» (146, 201; 9, 405).

«Благовещенское» перемирие с Литвой стало новым впечатляющим успехом внешней политики «государя всея Руси». «Под власть Ивана III (формально на „перемирные лета“) на юго-западе переходили Стародубское и Новгород-Северское княжества, земли князей Мосальских и Трубецких и ряд городов (в их числе — Брянск и Мценск). На центральном участке порубежья Россия приобретала Дорогобуж, а на северо-западе — Торопец и Белый» (81, 195). Помимо этого король Александр вновь, как и в договоре 1494 года, называл князя Ивана «государем всея Руси»…

Иван III смотрел на перемирие с Литвой как на краткую передышку, необходимую Москве для прочного освоения захваченных территорий и подготовки к новому прыжку. Об этом он с холодным цинизмом говорил в своем наказе московскому послу, отправлявшемуся в 1503 году к крымскому хану Менгли-Гирею: «Если Менгли-Гирей захочет идти на Литовскую землю, то не отговаривать, только нейти самому (послу. — Н. Б.) с татарским войском. Если приедут литовские послы в Крым за перемирием, то говорить Менгли-Гирею, чтобы он не мирился, а если он скажет, что великий князь перемирье взял, то отвечать: „Великому князю с литовским прочного миру нет; литовский хочет у великого князя тех городов и земель, что у него взяты, а князь великий хочет у него своей отчины, всей Русской земли; взял же с ним теперь перемирье для того, чтобы люди поотдохнули да чтоб взятые города за собою укрепить: которые были пожжены, те он снова оградил, иные детям своим отдал, в других воевод посажал, а которые люди были недобры, тех он вывел да все города насадил своими людьми… С кем Александру стоять? Ведома нам литовская сила!“» (146, 122).

Московская экспансия в западном и юго-западном направлении возобновилась через пять лет после заключения «Благовещенского» перемирия. Однако эту задачу пришлось решать уже наследнику Ивана Великого, Василию III. Все главные действующие лица предшествующего акта московско-литовского противостояния один за другим сошли в могилу. В апреле 1505 года умерла Софья Палеолог, а в октябре того же года за ней последовал и сам великий князь Иван Васильевич. В августе следующего года скончался великий князь Литовский Александр Казимирович, оставив оба престола своему брату Сигизмунду I Старшему (1506–1548). Несчастная православная королева Елена Ивановна, чья жизнь и счастье стали разменной монетой в большой политической игре, после кончины мужа прожила в Вильно еще шесть лет. В 1512 году она предприняла неудачную попытку бежать в Москву. После этого король Сигизмунд I приказал заточить ее в темницу, где она и умерла 20 января 1513 года в возрасте 36 лет.

Новое поколение правителей вступило на историческую сцену. Василий III следовал заветам отца. В 1514 году московские войска штурмом взяли Смоленск. Продвинуться дальше, на территорию современной Белоруссии, им не удалось из-за сильного сопротивления литовско-польских войск. Граница установилась немного западнее Смоленска. Такой она оставалась до Смутного времени. Утратив Смоленскую землю в 1610 году, Россия сумела вернуть ее лишь по Андрусовскому миру с Речью Посполитой в 1667 году. Что же касается Белоруссии и собственно Литвы, то они вошли в состав Российской империи только в царствование Екатерины II (1762–1796).

Долго не удавалось преемникам Ивана III и дальнейшее продвижение на Украину. Киев перешел под власть Москвы (с некоторыми оговорками) лишь по Андрусовскому миру 1667 года. Правобережная Украина, как и Белоруссия, была включена в состав России в ходе трех разделов Польши (1772, 1793 и 1795 годов) при Екатерине И.

Таким образом, Иван Великий отодвинул границу России на запад и юго-запад так значительно, как ни один из носителей российской короны вплоть до Екатерины Великой. Однако в этой «бочке меда» была своя «ложка дегтя». Московская экспансия консолидировала ее геополитических соперников. Ненависть к «московитам» становилась общим местом во внешней политике и общественном мнении западных соседей России. Для самой Москвы каждый новый шаг навстречу Европе был связан с угрозой «тлетворного влияния Запада». Основанная на азиатских по сути своей принципах, московская монархия была несовместима с западноевропейской системой ценностей. Не следует понимать это бесспорное положение как охуление нашего Отечества. Речь идет о типологически ином пути развития российского общества — пути, единственно возможном и по-своему продуктивном. Однако добровольная культурная изоляция России, позволявшая ей сохранять свою целостность и самобытность, постоянно наталкивалась на искушение заглянуть за «железный занавес», вкусить запретного плода европейской цивилизации. Последствия такого любопытства обычно бывали тяжелыми для смельчака.

Российское правительство издавна смотрело на Запад с опаской, интуитивно угадывая в нем врага. И дело заключалось не только в военной тяжбе. Запад коварно предлагал России свою систему ценностей, сознавая ее губительность для великой евразийской монархии. В тех случаях, когда насущная необходимость заставляла российское правительство пользоваться материальными достижениями Запада, оно ревниво следило за тем, чтобы «вместе с водой не зачерпнуть и жабу».

Русские в глубине души всегда считали себя народом, избранным Богом, и с этой верой одерживали великие победы. Однако бремя исторического одиночества порой становилось невыносимым. Попытки сближения с Западом были для России столь же естественными, сколь и необходимыми. Российское «западничество», несмотря на его внешнюю нелепость и беспочвенность, по существу, совершенно необходимо для нормального роста общественного организма. Оно является важным компонентом той уникальной смеси противоречий, которую со времен Ивана III стали называть Россией.