Гримур покивал с отсутствующим видом, отпил из стакана, затем взял пульт и опустил над журнальным столиком экран. Экран мигнул, на долю секунды на нем высветилось изображение какой-то схемы, но она тут же сменилась панорамой вокруг Усеченной Пирамиды.

— Где это?

— Позвольте… — Я взял пульт, связался со своим коттеджем и вывел на экран результаты геологической съемки.

— Вот здесь… Это выход базальта… А это — ориентировочная площадка под застройку…

— Понятно. Но все-таки далеко от объекта. Вы не пробовали просчитать возможность строительства туркомплекса непосредственно на склоне Пирамиды?

— На склоне Пирамиды? — безмерно удивился я.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Гримур и выжидающе посмотрел на меня.

— Ну… Во-первых, это все-таки историко-археологический объект. Вряд ли нам удастся согласовать такое строительство с инспектором Галактического Союза…

— Допустим, нам удастся согласовать вопрос строительства. — Гримур отвел взгляд и принялся внимательно рассматривать кубики льда в стакане, вращая его перед глазами. Будто ничего более интересного для него не существовало, в том числе и наш разговор. — Тогда что — во-вторых?

Я смешался. Свою игру я закончил и провел ее, на мой взгляд, успешно. Но в какую игру играл со мной коммодор, непонятно. Чувствовалось, что ему глубоко безразлично, где строить туркомплекс — на базальтовой плите или на склоне Пирамиды. Тогда зачем все эти вопросы? Для поддержания беседы? А сама беседа зачем? Ради того, чтобы нивелировать мое впечатление от увиденного фантома Аранея? Мелковато…

— Во-вторых, — сказал я, — основной моей задачей является поиск прочного основания для фундамента туркомплекса. Корпус полой Пирамиды не отвечает этим требованиям.

— А каким требованиям он отвечает?

Гримур снова посмотрел на меня, и впервые я заметил в его глазах проблеск интереса.

— По данным структурного сканирования Усеченная Пирамида давно должна развалиться. Ее вообще нельзя было построить из боркремниевого полимера, разве что возводя вокруг какого-то каркаса. Но почему она продолжает стоять, когда каркас убрали, — непостижимо.

— Вот мы и подошли к главному вопросу, — удовлетворенно протянул коммодор. — Пустой мешок, как его ни ставь, никогда стоять не будет. Но стоит его наполнить зерном…

— Слышал я об этой гипотезе, — досадливо поморщился я. — Однако полая Пирамида внутри наполнена таким же атмосферным аргоном, как и вокруг нее. Наполните пустой мешок воздухом — что будет? А все домыслы о праматерии, которая якобы заполняет Усеченную Пирамиду, но которую наши приборы не могут зарегистрировать, чистой воды вымысел. Нет ни одного факта, подтверждающего столь спекулятивную гипотезу.

— Почему же нет? — возразил Гримур. — Вы определили структурным сканированием возраст Пирамиды?

— Да. Чуть более тысячи лет.

— Неправильные данные. Вы определяли не возраст Пирамиды, а момент создания структуры боркремниевого полимера, из которого изготовлена Пирамида. А это отнюдь не одно и то же. Нестерианиы определяли возраст Пирамиды темпоральным зондом, и это время составляет более миллиона лет. Как вы это объясните?

Я пожал плечами.

— Надо все-таки читать отчеты предыдущих экспедиций, — покачал головой Гримур. — Или, по крайней мере, более детально изучать свойства структуры исследуемого материала. По данным нестерианцев, диффузия, распад молекулярных связей, минерализация всех материалов искусственных сооружений на Мараукане, кроме пеносиликата, протекает на три порядка медленней, чем в аналогичных материалах в любой другой точке Вселенной. Этим и объясняется, почему остатки цивилизации, исчезнувшей с Марауканы более миллиона лет назад, до сих пор сохранились, а не рассыпались в прах.

— Уж не хотите ли вы сказать, что замедленное течение времени в искусственных сооружениях на Мараукане имеет какое-то отношение к мифической праматерии?

— Как знать? — философски закончил Гримур, допил виски и, перевернув стакан вверх дном, поставил его на журнальный столик. — «Есть многое на свете, друг Горацио, что наши мудрецы умом понять не в силах»… Когда писались эти строки, наши далекие предки были уверены, что этот стакан пустой. В отличие от них, мы знаем, что в нем воздух. Быть может, наши потомки смогут с такой же твердой уверенностью сказать, что Усеченная Пирамида заполнена не только атмосферным аргоном.

— В оригинале окончание цитаты звучит так: «…что неизвестно нашим мудрецам», — поправил я.

— Смотря какой перевод читать.

— Не скажите, не скажите. Между понятиями «незнания» и «невозможностью познания» все-таки большая разница.

Гримур только загадочно ухмыльнулся. Похоже, он сам переделал цитату и имел в виду именно невозможность познания.

Я допил коньяк и встал.

— Спасибо за угощение. Мне пора.

Вторым красноречивым указанием на дверь я не пренебрег. Излишняя навязчивость не только неприятна, но и может вызвать подозрения.

Гримур проводил меня до дверей, но за локоть брать не стал. Однако шел так, чтобы все время быть между мной и задернутой звукопоглощающей занавесью клеткой с Аранеем.

— Всего доброго, — пожелал он на пороге.

— Спокойной ночи. И еще раз извините.

Коммодор кивнул и закрыл дверь, а я спустился по ступенькам и направился к себе.

Не верил я в нежную заботу Гримура о сне Аранея. Даже у засушенных паукообразных глаза продолжают блестеть, будто стеклянные. А семь глаз, которые я с трудом разглядел в темноте за занавесью, были тусклыми.

Я прошел больше половины пути до своего коттеджа, когда меня окликнули.

— Добрый вечер, Вольдемар!

На крыльце своего коттеджа сидел медиколог Борацци, курил трубку и махал мне рукой. Я подошел.

— Здравствуйте, Рустам. Травитесь потихоньку?

— Не потихоньку, а напропалую, — поправил он. В отличие от вчерашнего, сегодня у Борацци было прекрасное настроение. Он даже шутил, чего я, исходя из данных представительского досье, за ним не подозревал.

— Может, еще и наркотики употребляете? — в свою очередь пошутил я. — Говорят, половина медикологов этим не брезгует. Свободный доступ, знаете ли…

— Врут! — покачал головой Рустам.

— Ой ли?

— Вне всякого сомнения! — безапелляционно заявил он. — Не половина, а три четверти.

Я рассмеялся.

— К сожалению, — вздохнул медиколог, — я принадлежу к четвертой четверти. Табак и спиртное — вот и все мои грехи. Кстати, не желаете ли по рюмочке?

— Спасибо, нет. Мы только что с коммодором немного выпили, и мне хватит. Завтра с утра на плато работать.

— Пили с Сильвером? Тогда понятно… Где уж нам уж… У него все спиртное земного производства.