— Это твоя работа? — возмутилась я, ища глазами бабочку, которая только что порхала рядом со мной. Но бабочки, как ни странно, не было. Ни бабочки, ни мухи, ни волшебной пыльцы. Хм…

— Что име-е-енно? У нас зде-е-есь даже му-у-уха не пролетит! — на меня посмотрели очень выразительным и коварным взглядом.

— Бабочка! Зеленая! — я подозрительно сощурила глаза. Вместо ответа брови снова вопросительно приподнялись.

— Коне-е-ечно, не-е-ет, — широко улыбнулись мне, разводя руками и изображая негодование. — Ка-а-ак ты могла такое поду-у-умать? Я здесь соверше-е-енно ни при чем! Наверное, она подумала, что ты цвето-о-очек и привяза-а-алась к тебе! А сейчас взяла и улете-е-ела! Мухи о-о-очень любят цветы! Я же говорил, что наш цветочек — к деньгам, а вы мне не верили! Как вам не сты-ы-ыдно!

— Ладно, — задумчиво отозвалась я, пока мрачная охрана тихо похрюкивала, стараясь сохранить непроницаемость лиц и суровость взглядов. — Отчитываюсь. Объявления расклеены.

— Раскле-е-ены? Надеюсь, что везде-е-е? — переспросили меня, подпирая голову кулаком и глядя на меня с такой надеждой, словно именно мне выпала честь бросить ему спасательный круг. — По всему ле-е-есу? На каждом де-е-ереве?

— Нет, не на каждом! Кстати, люди очень ими заинтересовались, — авторитетно сообщила я, вскидывая голову. Просто, как все гениальное! Пришла, наспамила, сбежала!

— Ты хочешь сказать, что виде-е-ела надежду в их глазах? Это очень хорошо-о-о. Ты о-о-очень помогла людям! Молоде-е-ец! Тут тебе и де-е-ерево, и бума-а-ажка…

У меня такое чувство, что, если он еще раз так на меня посмотрит, мне срочно понадобится противоядие!

— Ты издеваешься? — нахмурилась я, стараясь не отводить взгляда. Я уже хотела скакать веселым зайчиком, занюхивающим радость ромашкой, а надо мной тут глумятся.

— Да ты что-о-о? Ни в коем слу-у-учае! Я в тебя ве-е-ерил! Какая же ты молодчинка-а-а! Кто бы мог поду-у-умать! — нежно улыбнулись мне, выражая взглядом всю вселенскую признательность. — Не-е-ет, ну вы только посмотрите! Во-о-от! Во-о-от как нужно рабо-о-отать! Ты просто пре-е-елесть, детка!

Нет, ну я все понимаю, но… Черт, сердце екнуло, а я даже непроизвольно смутилась и покраснела от такой неожиданной похвалы. Предательский румянец покрывал мои щеки, а смущение требовало, чтобы я скромно опустила глаза.

— Я про-о-осто поражен! — похлопали мне, а потом отдали приказ охране: — Скажите, чтобы не закрыва-а-али ворота! Сейча-а-ас зде-е-есь будет це-е-елая толпа-а-а! Нет, ну ты просто сокро-о-овище!

Я чувствую, что сейчас непроизвольно замурчу от удовольствия. Как странно! Меня похвалили, а я тут уже растеклась кисельной лужицей по паркету… А все почему? Потому, что хвалят редко. Все воспринимается как должное! Приготовила новое блюдо мужу, убилась об плиту, потратила три часа, а потом спрашиваешь: «Ну как, вкусно?» И думаешь, что сейчас тебе выдадут восхищенное: «Это просто божественно, дорогая моя! Я никогда такой вкуснятины не ел! Ты ведь так старалась! Какая же ты молодчинка! Я тебя так люблю!» И если «угу» с набитым ртом считается всем вышеперечисленным, то судьба осчастливила меня мужем-междометием, знающим только предлоги ничего не делать и местоимение в виде дивана. Совет да любовь. Не знаю, как насчет любви, но совет мне точно нужен. Желательно, квалифицированного юриста по разделу имущества.

— Ну… — заерзала я на месте. Любая похвала в женской душе превращается в пахлаву. Медовую. С орешками. — Не целая толпа, конечно. Но минимум человек пять — семь… Для первого дня это вполне приличный результат, между прочим! Нет, ну может получиться и больше!

— Ка-а-ак я мог в тебе сомнева-а-аться! — восхищенно вздохнул венценосный гад. — Охрана! Скажите, чтобы поставили побольше сту-у-ульчиков в коридоре! Чтобы посетителям было комфо-о-ортно! Или мы сра-а-азу будем на них цеплять доспе-е-ехи, выдава-а-ать мечи и показывать, где можно гра-а-абить? Как ты ду-у-умаешь, детка? Ты же у-у-умница, мне о-о-очень важно твое мнение!

— Нет, ну я думаю, что сразу грабить — не вариант. Может, попробовать их обучить для начала? — нет, ну действительно так приятно, что меня хвалят. В последний раз меня хвалили, когда я со стульчика читала стихи в глубоком и дремучем детстве.

— Нет, ну ты скажи мне, зо-о-олотце, — мурлыкнул принц не такой уж и гадский, как показалось на первый взгляд. — Людям понра-а-авилось наше предложе-е-ение?

— Конечно! У них были очень заинтересованные взгляды! Наверняка сейчас они перечитывают, взвешивают, так сказать, все плюсы и минусы, советуются с родными…

— Еще бы, менять сферу деятельности — это очень ответственный шаг! — усмехнулась я, наслаждаясь лучиками славы и мысленно даря лучи добра этому чудесному миру.

— У меня есть роско-о-ошная идея! А почему бы нам не сделать та-а-абличку! И не написать на ней: «Добро пожа-а-аловать!» — сладко мурлыкнул принц, мечтательно глядя в сторону окна, слово там уже собралась целая очередь. Ласкающий мир взгляд скользнул по молчаливой охране, а потом остановился на мне. На губах его гадостного высочества расползалась потрясающая, сладкая улыбка. — Жаль, чита-а-ать они не уме-е-еют…

— Как? — офигела я, не веря своим ушам.

— Вот такой пердюмонокль! — брови игриво поднялись, а руки снова развелись в стороны, словно мечтая меня обнять. — Ла-а-адно. Ты сильно проголода-а-алась?

Пока наивное воображение рисовало ресторан, полумрак, легкую музыку, томные взгляды и винную карту в руках учтивого официанта, хроническое разочарование, возникшее вследствие неудачного общения с братьями нашими сильными, намекало на общественную столовую с тарелкой гречки, компотом и «с вас сто двадцать рублей» за жирную алюминиевую вилку. Был еще вариант беляша, «где начинки ни шиша», хот-дога, который по вкусу мало отличается от бумажной салфетки, в которую его завернули, и бутерброда с колбасой. Как бы грустно это ни звучало, но пока моя гордость фыркала в сторону «бюджетного меню», возомнив себя аристократией духа, аристократия брюха уже мысленно урчала от подливочки и сербала компотиком. «Вы обещания здесь будете есть или вам с собой завернуть?» — миловидно улыбается судьба. «Желательно с собой! И салфеточку, пожалуйста! Ой, а можно в жизнь добавить две ложки сахара? Или три! Подсластите, короче!» — отвечаю я, тяжело вздыхая. «У нас сахарок кончился! Все просят подсластить жизнь! Зато есть яд, он тоже сладенький!» — равнодушно и мило улыбается судьба. Я посмотрела в глаза «сладенькому» и «ядовитенькому».

— Есть немного, — гордо ответила я. Где-то из глубин памяти поднимались лобстеры, омары, вереница соусов и целый арсенал вилочек и ножичков.

— Это хорошо-о-о, — выразительно взглянули на меня, кивая охране. — Но кто не рабо-о-отает, тот не ест! Меня о-о-очень заинтересовало твое предложение. Но первая попытка провали-и-илась. А я могу и переду-у-умать… Много всякого и ра-а-азного. Так что продолжа-а-ай, детка… Даю тебе время до темноты… Ита-а-ак, вторая попытка!

Что-то я упустила тот момент, когда звездюли стали считаться мотивацией по умолчанию! Вспомнился мне один судак, не в обиду рыбке будет сказано, который несколько дней пытался доказать мне в соцсети, что он не судак, а человек с тонкой душевной организацией, богатым внутренним миром и своей точкой зрения. И пока мне в личку вываливался весь богатый внутренний мир, кишащий разнообразием комплексов, пока мне в лицо тыкали своим атавизмом, доказывая все прелести эволюции, я внимательно смотрела на фотографию с его главной страницы, где дружно слиплась счастливая семья, способная успешно отрекламировать как стиральный порошок, так и зубную пасту.