Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Приятно слышать.
– Кстати сказать, Маргарет не очень-то довольна нашей новой кухней, – с улыбкой сказала Элайна. – Все тоскует по старой плите с одной неработавшей конфоркой и духовке, которую приходилось подолгу разогревать.
– Мне вполне понятны ее переживания, – кивнула Либби. – Перемены порой даются тяжело.
– В вас говорит собственный опыт? – спросила Элайна.
– Просто я лишь недавно сюда вернулась. И все еще привыкаю. Но не поймите меня неправильно. Перемены – это всегда хорошо. – Ради положительного эффекта Либби особенно подчеркнула последние слова. Как Маргарет с новой кухней, она все еще пребывала в поисках плюсов от своей новой жизни.
– Я, кстати, хорошо помню вашего отца, – произнес Коултон. – Он лечил меня в детстве.
– Думаю, он пользовал всех детишек на двадцать пять миль окрест.
– Когда мне было шесть лет, я однажды со всех ног погнался за Джинджер, которая взяла моего игрушечного супермена. Поскользнулся, упал и широко рассадил себе голову. Отец сгреб меня в охапку и повез к вашему отцу. Тот встретил нас у себя в приемной, хотя и был субботний день. Ваш отец одет был явно для гольфа. И его, похоже, ничуть не беспокоило, что моя неосторожность испортила ему субботний день.
Ничем не нарушаемый выходной всегда был большой редкостью в доме МакКензи. А когда мать Либби умерла, отец стал еще больше часов отдаваться работе. Так что Либби частенько даже досадовала на его маленьких пациентов.
– Он несилен был в гольфе, так что ваш вызов явился для него спасением.
В этот момент в кармане у Элайны зазвонил мобильник, и, взглянув на экран, она сказала:
– Коултон, не мог бы ты отвезти Либби к оранжерее? Я тоже туда скоро подъеду. Мне нужно ответить на звонок.
– С радостью.
Кивнув, Элайна прижала телефон к уху и тут же отвернулась, полностью сосредоточившись на собеседнике.
– Она в мгновение ока переключает передачи, – улыбнулся Коултон. – Только что она здесь, а через минуту – уже мысленно в своем адвокатском кабинете. Так что, если что нужно – бери на абордаж, пока Элайна рядом. Она тут никогда надолго не задерживается.
Сэйди
Среда, 24 декабря 1941 г.
г. Блюстоун, штат Вирджиния
Когда грузовик одного из ее старших братьев, Джонни, въехал в Блюстоун, который представлял собою не более чем горстку разбросанных под горой деревянных домов, пятнадцатилетняя Сэйди сдвинулась на самый краешек потертого пассажирского сиденья. Тихонько громыхая, их машина направилась к городскому универсальному магазину, принадлежавшему господину Салливану.
Поездка к магазину мистера Салливана всегда была для нее удовольствием. И хотя Сэйди не могла себе позволить большую часть того, что там продавалось, ей все равно очень нравилось ходить по нему, разглядывать ткани, всевозможные безделушки и журналы, изобилующие фотографиями красивых и богато одетых людей, живущих где-то в дальних, экзотических краях. Порой, когда мистер Салливан бывал в благодушном настроении, он приберегал для Сэйди несколько старых журналов. И сейчас она надеялась, что в преддверии праздников хозяин магазина будет особенно щедрым.
Переключившись на пониженную передачу, Джонни сбавил ход у тротуара перед магазином. Городок их, конечно, не был таким большим, как Шарлоттсвилль, однако там все же имелись церковь, универсальный магазин, лавка с кормами и семенами, городской клуб, медицинская приемная доктора Картера, работавшая два раза в неделю, небольшой придорожный ресторанчик, что был единственным местом на тридцать миль окрест, где подавали спиртное, и, разумеется, тюрьма. С тех пор как девять лет назад закрыли талькохлоритовый завод, ни одно из местных заведений – за исключением забегаловки и кутузки – не могло похвастаться особым людским потоком.
Широкое витринное окно универсама Салливана было украшено большим зеленым рождественским венком с новеньким, упругим красным бантом. Под венком лежали несколько перевязанных ленточкой подарочных упаковок. Зайдя в магазин две недели назад, Сэйди, привлеченная ярко-красной упаковкой, подобрала самую маленькую из коробочек. Подняв ее и потряся, девушка почувствовала, что упаковка легкая как перышко, и через весь магазин закричала мистеру Салливану, интересуясь, что же там внутри. Тот нахмурился, стал что-то бормотать насчет того, что там ничего нет и сделаны они лишь как украшение. Тогда Сэйди перетрясла все сложенные на витрине нарядные коробочки и с грустью обнаружила, что все они и впрямь пустые.
– Только помни: ничего не трогать, – предупредил еще раз Джонни. – Мистеру Салливану совсем не нравится, когда ты трясешь коробки одну за другой и орешь на весь магазин, что в них ничего нет.
– Но ведь это сколько времени впустую – просто для вида оборачивать коробки в красивую бумагу!
– Это вовсе не впустую, Сэйди, если пытаешься продать эту самую оберточную бумагу или же как следует настроить людей на рождественские покупки.
Сэйди поглядела на обвязанные ленточками коробки в витрине, решив для себя представить, будто в них лежит какой-нибудь красивый наряд.
– Я ведь ничего не испорчу, если просто посмотрю.
– Глазами смотри – это бесплатно, – усмехнулся Джонни.
– Небось новой миссис Картер господин Салливан позволяет брать в руки у себя в магазине что угодно. – С тех пор как эта женщина приехала в Блюстоун, Сэйди видела ее всего один раз. Тихая и миниатюрная, молодая жена доктора Картера напомнила ей мышь.
– Ты не хуже меня знаешь, что в Вудмонте совершенно другой мир, где живут по своим правилам, – приглушенно, едва не шепотом сказал брат.
– Это же несправедливо.
– При чем тут справедливость? Я просто говорю то, что есть.
Джонни было всего девятнадцать, но выглядел он лет на десять старше. С тех пор как два года назад умер их отец, а старший брат Дэнни отправился на войну, Джонни стал работать на их ферме от рассвета до заката. А в те промежутки времени, когда он не тратил все время и силы на выращивание пшеницы, Джонни подрабатывал на мебельной фабрике в Уэйнсборо. Недели, когда брат отсутствовал, были для Сэйди самыми трудными, поскольку и работа на ферме, и перегонка бражки целиком ложились на нее. Минувшей осенью она почти не показывалась в школе и понимала, что сильно отстала в учебе от своих одноклассников.
«Сухой закон» закончился уже много лет назад, и самый расцвет продаж самогона давно остался позади. Однако находились люди – включая и тех же живущих с шиком Картеров, – которые, однажды распробовав, предпочитали всем другим напиток по томпсоновскому рецепту с ароматом цветков жимолости. Да и, честно говоря, все домашнее, считала Сэйди, всегда вкуснее купленного в магазине.
В этот отрезок года продажи самогона, как правило, возрастали. Однако в нынешнем году декабрь выдался особенно беспокойным. Президент Рузвельт объявил на всю страну по радио о внезапном нападении Японии на Перл-Харбор, и все в их городке, включая и Джонни, уже горели желанием отомстить. Теперь их мать, которая и так переживала из-за Дэнни, совсем лишилась сна и ночами беспокойно мерила шагами их скрипучий деревянный пол. Ей довелось пережить Первую мировую войну, и она не хотела, чтобы в подобных кровопролитиях участвовали двое ее сыновей.