Дождавшись антракта, я дотянулся до лежащей на шифанере ржавой гантели, и разбил ею боковое стекло.

...-так...

И прежде чем доги понимают, что я все еще здесь, бросаю четырехкилограммовый снаряд в стекло балкона соседнего подъезда. Гантель пробивает застекленную часть и падает внутрь, но стекло на мою беду не осыпается полностью. Острые края витиеватыми горными пиками продолжают торчать из нижней кромки рамы.

Тем не менее, это единственный мой шанс. Расстояние между рядами балконов первого и второго подъездов - метра полтора. Чепуха, если идти по земле. И почти верная смерть, если прыгать без разгону. Но я прыгаю, не раздумывая. Острые края прорезают рубашку, рассекают плечи. Я чувствую как клоки рубахи неприятно прилипли к телу. Не от пота - это кровь враз пропитала ткань.

Полет длился вечность. Прыжок казался настолько бессильным, что полутораметровый разрыв растянулся в расстояние меж высоковольтными столбами. Поэтому я и не долетел, фарт мой иссяк. И лишь чудом мне удалось зацепиться руками за край заветного, чужого балкона. Но подтянуться было не сила. Острая боль от порезанных ладоней пронизывала все тело, окровавленные осколки кастетом торчат меж пальцев. Кровь стекает ручейками вниз по предплечьям, капает мне на голову.

Я отчетливо понимал, что не продержусь так и нескольких секунд. Мышцы завяли, в них стало пусто, как в гидравлике, с которой слили масло.

Тем не менее, звон битого стекла сработал как будильник. Это доги выбили боковое окно на балконе тети Веры. Я уже слышу, как клацают их автоматы, направленные стволами вниз. Чует моя задница, продырявят как подвешенную на крюк свиную тушку.

От осознания того, что я могу утонуть в шаге от спасительной кочки, силы хлынули, словно кто открыл дополнительный резервуар. Не в мышцы хлынули - мы не в кино, где полумертвый герой внезапно из ниоткуда обретает мощь, - в голову. Я вдруг четко понял, что подняться не смогу, а вот опуститься должен. Ногами я ударяю в стекла балкона на четвертом этаже. Ох, сегодня праздник битого стекла. Качнув ногами, отпускаю руки и забрасываю себя на балкон ниже. Вовремя я схватился за деревянную поперечину, а не то бы запросто мог к полному комплекту сломать еще позвоночник. Но фарт снова со мной, видать благополучный все-таки сегодня день по гороскопу.

Вваливаюсь в пустой балкон под хор автоматных очередей с этажа повыше. Но он меня не волнует. Даже рикошетом. Не достанут, сучьи выродки.

В полу балкона люка, к превеликому сожалению, уже нет - четвертый этаж крайний для этого вида противопожарных средств. Поэтому я вбегаю в комнату. Спальня. На кровати никого нет, хотя на серванте рядами выставлен стандартный набор для подхватившего лихорадку: таблетки, капли, ингаляции. Продвигаясь в коридор, втягиваю воздух - не врет нос, где-то есть хозяин квартиры.

На полу валяется аптечка. Ну прям тебе Квейк. У меня есть не больше одной минуты, прежде чем доги вынесут дверь. Я срываю с себя липкую побагровевшую рубашку, выливаю на раны зеленку. Выпучив глаза, раскрыв рот вовсю, кричу... но не издаю при этом и звука. Крик весь в голове. Затем поливаю себя йодом, хлорофилиптом, корвалдином - всем, что было спиртосодержащим. Ведь хорошо понимаю: поликлиника не работает. Выходной до никогда. Спасай себя сам или умри. Кровь нужно остановить любой ценой.

Отрезвев от выжигающего нервные окончания болевого шока, кое-как протерев спиртом лицо и наскоро перебинтовав раны, я сдергиваю со спинки стула синюю рубашку с длинным рукавом. Под ней обнаруживаю выутюженные как лезвия темные брюки. То, что надо. В темпе молнии меняю прикид. О рюкзаке придется забыть, но это терпимая утрата.

Выбравшись в узкий коридор, и увидев в прямоугольном проеме сине-голубую окраску площадки, я застываю в полушаге. Нет, меня не поражает лежащее на ковре, в тумане мух, раздувшееся тело дяди Володи. Ни видом, ни запахом. Меня поражает то, что все это время входная дверь была распахнута настежь. А на площадке - тишина.

Похоже ль это на то, что подоспели "доги", пока я отмывался и бинтовался? Похоже, очень похоже. Доложили по рации другому отряду? Наверняка доложили. Парни, небось, уже здесь, проем на мушке держат.

В квартиру за мной может и не пойдут - зачем рисковать? - я ведь двоих дружков уже на тот свет отправил. А вот дождаться пока я сам выйду, зная, что нужно делать ноги, могут. И как только выбегу на площадку, возьмут живым. О-о, как они тогда на мне оторвутся. Лучше и не думать.

Тик-так... Тик-так...

В наскоро перебинтованной руке у меня поскрипывает рукоять ножа. Я делаю шаг вперед. В любом случае, выбора у меня нет. Другой раз побывать паркурщиком не выйдет, под подъездом уже наверняка кто-то есть. Подстрелят и полюбуются как я падаю. Так что - только в дверь. И если будут шмалять, то черт с ними. Пускай шмаляют. Если удастся, воткну кому-нибудь на прощанье нож в глаз, а нет, то и так сойдет. Немал запас грехов, есть с чем в пекло податься.

Подзадоренный этими мыслями, готовый к любой развязке, даже самой печальной, я шагаю ко входу. Нож на всякий случай держу за спиной. Переступаю порог, взглядом как ударом лазера окидываю залитую солнечным светом площадку. Не подвела интуиция, не пусто здесь. Но с другой стороны - подвела же, зараза. Или "доги" подвели? Через раз такие проворные, что ли?

Частью на площадке, а частью на ступенях в черном мешке лежит труп. Ручки по бокам мешка вытянуты, значит, сносят с этажа восьмого. Возле него стоит санитар. Самый обычный, в грязном латексе, безоружный, на меня смотрит, и вид у него почему-то такой необычный, словно сочуствующе-извиняющийся. Мол, прости, браток, сопровождение наше совсем безбашно, звери свихнутые, вот и творят. Он будто бы сочувствует мне.

Внизу слышен настойчивый стук в дверь подъезда. Случайно захлопнулась. Или нет? Дверь на кодовом замке, но вскроют быстро. Нужно действовать быстрее.

И тут до меня доходит: санитар ни хрена не понимает. Он привык, что это мудачье постоянно в кого-то стреляет, но совершенно не предполагает, что стреляли именно в меня, ведь я в другом подъезде! Забинтованные руки у меня спрятаны за спиной, кровь еще не проступила через бинты на новую рубашку, а порезанное лицо сейчас у каждого второго. Чтоб мне провалиться, он принимает меня за случайную жертву дожьего беспредела.

Как я могу не воспользоваться таким случаем? Это же завернутый в бантик подарок судьбы. Чертов дирижабль посреди пустыни. Можно наброситься на него просто сейчас и продырявить ему шею. А можно... Слышите, крики внизу? Это кто-то из соседей сопротивляться пробует. И знаете, что это значит? Это значит, действуй, д'Артаньян, я их задержу.

- Ты чего, сам? - изобразив едва стоящего на ногах человека, спрашиваю я. Впрочем, особо и играть не пришлось, мой естественный вид был куда лучше театрального грима: лицо бледное, вспотевшее, дышу как от смерти сбежал, и голос как шелестение банкнот.

- Напарник наверху, - глухо отвечает он, поднимая большой палец. - Воду в квартире забыли.

- Слышь, у меня тут это, отец лежит. - Незаметно я убираю нож за пояс, невзначай демонстрирую перебинтованные, пустые руки. - Может, тоже заберете?