Вот не укладывалось в птичьих головенках этих самцов, что Алиска — это моя плоть и кровь, моя семья. И относиться с пренебрежением к ней — это относиться с пренебрежением ко мне. А тот, кто относился с пренебрежением ко мне, — мог сразу идти лесом-лесом, полем-полем, и желательно — обходной дорогой.

— Если захочешь отказаться от обеда, можешь оправданий не выдумывать, — мило улыбаюсь я.



— Ну, ты размечталась, моя богиня, — насмешливо откликается Огудалов.

Упрямый какой. Значит, не хочешь сдаваться, Давид Леонидович?

Ладно, погоди, мой сладкий, еще не вечер. Я все равно заставлю тебя сбежать. Ну или мы заставим.

— Мамочка! — Моя Лисица вылетает из школы пулей. — Ты сегодня рано.

Ох, Лиса, не сыпь мне соль на раны и не сдавай козыри всяким любопытным богам, а то вон он стоит, глазами поблескивает, ухи во все стороны развесил. Красивый, паскуда…

— Ну что, идем домой? — Лиса с солидным видом поправляет на плечах лямки ранца.

Нет, нет, за руку не возьмется — вот еще, за руку только первоклашки берутся, разумеется. И никаких обнимашек, Лисица ж у меня серьезный блоггер, серьезные блоггеры с мамами у школы не обнимаются. А попробуй, чмокни её тут — под камерами, она ж мне потом весь мозг сожрет: “Мама, вот что ты делаешь…”

Что-что! Коварно люблю свою дочь. Впрочем, ладно. Сегодня коварной я не буду. Сегодня нас ждет внезапное, потому что мне, блин, надо сказать Алиске, что мы сейчас пойдем поесть на халяву и представить ей — за чей счет этот весь кордебалет происходит. И… Желательно, чтобы она мне помогла, как она умеет.

— Лисища, знаешь, я хочу тебя кое с кем познакомить, — мягко улыбаюсь я и подвожу Лису к своему настырному Аполлону. — Давид — это Алиса, моя дочь. Алиса — это Давид Леонидович, поздоровайся.

— Здравствуйте, Давид Леонидович, — ой-ой, как невовремя Лиса включила ангелочка. Или что, обаяние моего очаровательного божества зацепило и Лису?

— Мама, вот ему ты сказала, кто я тебе, а мне — нет, — педантично улыбается кровь от крови моей. — Давид Леонидович — он кто? Мой новый папа?

Это гениально! Вот правда. Лиса, какая ты у меня молодец. Это ж, черт побери, прекрасно!

И я уже вижу офигевшие глаза Давида, который еще вчера меня впервые в жизни увидел, а сегодня моя дочь спрашивает вот такое.

А я тебе говорила: “Беги, мой мальчик”? Кто виноват, что ты такой непослушный? Вот! Наслаждайся!

Хотя вопрос, если честно, ставит в тупик и меня. Я не успела придумать, какой статус отношений с Давидом я обозначу Алиске. Ну, не говорить же: “Это, доченька, мальчик, который вчера очень понравился твоей маме. А сегодня твоя мама вовсю пытается от него отделаться”. Ну, Давид же тут стоит. И все слышит, ага. И нет, я не настолько хочу от него отделаться, чтобы позволить себе вытереть о свое дивное наваждение ноги таким образом.

— Друг, — мой Аполлон находится быстрее меня и произносит это, глядя прямо в глаза моей дочери, — я твоей маме друг, Алиса, — переводит свои невозмутимые глаза на меня и улыбка его снова становится бесстыжей. — Мы очень тесно дружим…

Теснее некуда, ага.

Господи, как не ржать в этой ситуации? Особенно когда видишь Алискин покерфейс, в котором буквально сквозит: “Да, да, конечно, прямо мать моя со всеми подряд друзьями меня знакомит”.

Обычно не доходит до этого дела, ага.

— Лиса, а где шарф?

Алиска чуть втягивает голову в плечи. Ну, ясно.

С утра нам показалось, что на улице весна и слишком тепло для шарфа. Ведь шарф в начале марта носят только лузеры, да? А ранняя весна — девочка капризная, погода успела смениться за половину дня и теперь на улице ветрище, и даже я зябко ежусь немного.

Еще спасибо, что из школы она вылетела в застегнутой куртке, а то “я же могу и вообще без куртки пройти, мне не холодно”. А я потом пытай её полосканиями горла, я ж палач, а Лиса — она совсем не виновата, что носилась по улице в не пойми каком виде.

Свой шарф я вяжу на шею Лисы, мстительно заматывая её по самый нос. Вот если заметит её Ваня Новиков из параллельного в таком виде — так ей будет и надо. Я даже заморачиваюсь, чтобы завязать тот шарф помудреней, Лиса любит всякие выпендрежные узлы.

— Помаду забыла, Лиса? — тихо улыбаюсь я, окидывая дочь критическим взглядом.

Помада простенькая, гигиеническая, с легким перламутровым блеском, но на самом деле даже этого достаточно “для настроения” одной одиннадцатилетней будущей вертихвостки.

Лисица шарится по карманам куртки, я заканчиваю свою операцию по спасению популяции человеколис от эпидемии ОРВИ.

— Идемте, — наконец я готова к старту. Режим сканирования мамы-терминатора выключен, все неполадки устранены, мой дитеныш готов к тому, чтобы совершать пешие марш-броски на краткие расстояния.

— Да-да, сейчас пойдём, — ласково откликается мой Аполлон, а на мои плечи опускается красный шарф. Его шарф. Мягкое кашне, насквозь пропахший моим юным прекрасным божеством. Его пряным парфюмом и им самим. Черт, да я же сейчас уткнусь носом в ткань, еще хранящую тепло кожи Давида, и буду вдыхать его запах до тех самых пор, пока не потемнеет в глазах.

— У тебя шарф лишний завелся? — насмешливо уточняю я, окуная нос в нежный кашемир.

— Неужели не вернешь? — Давид в деланном ужасе округляет глаза. Я качаю головой. Неа. Я — гнусная похитительница божественных шарфов. А дома спрячу шарф под подушку, чтобы нюхать его по утрам…

— И совесть не будет мучить?

Так и хочется сделать большие глаза и спросить: “Совесть? А что это?”

— Совесть по накладным это проведет как трофей, — я позволяю себе скромную усмешку. — Она у меня не очень по части угрызений.

— Я заметил, — Давид ухмыляется и поворачивается к Алисе. — Алиса Павловна. Я приглашаю вас на обед, куда бы вы хотели пойти? Что бы вы хотели съесть?

— В торговый центр! Я хочу Хэппи Мил. — Алиска не я, Алиска знает, чего хочет. Торговый центр у нас тут, кстати, тоже есть, всего-то километр пешим ходом. Нет, я не против Хэппи Милов, они у нас по праздникам бывают.

Уходим мальчика, который привык передвигаться на тачке так, чтобы у него, если не ноги отвалились, то хотя бы до того, как он запросит пощады. Коварный план? Отличный план!

Вообще из последней реплики Давида я делаю два вывода.

Во-первых, я связалась с чистой воды шулером, казановой и мошенником, который не постесняется очаровательно улыбнуться даже моей одиннадцатилетней дочери и подыграть ей, доверив выбор места для обеда — она же сейчас высоченно задерет свой носик от такого очешуительного доверия.

А во-вторых… Павловна… Он знает Алискино отчество… Которое я ему не говорила.