«Интересно, – подумалось мне, – произошло бы всё это со мной, если бы я как следует выучил теорию вероятностей?» Я споткнулся о кошку, зацепился за пакет с грушами, который нёс длинноволосый кавказец, и свалился на асфальт. Вскочил снова. Посмотрел назад. Погони не было. Или не было вообще ничего? Я отдышался и постарался прийти в себя.

Так. Нужно было рассуждать логически. Я пошёл к психиатру, потому что не верю, что тигры говорят. Но ведь в говорящих обезьян я тоже не верю. Значит, психоаналитика, с которым я только что разговаривал, не существовало. И за мной никто не гнался.

Сразу стало легче. Я зашагал вперёд, насвистывая гимн то ли России, то ли Советского Союза – сейчас уже и не вспомню. Путь мой лежал через величественный Крымский мост, и я тут же вспомнил, что стропы, на которых он подвешен, образуют вовсе не параболу, как многие думают, а цепную линию, у которой совсем другое уравнение в декартовых координатах.

Я встал возле перил моста и посмотрел вниз. Подо мной протекала тёмная река, покрытая рябью. В воде плавали каменные берега Москвы, дома, стоящие рядом, другие мосты, облака и серые тучки, и мне хотелось туда же, к ним. Хотя нет… Ещё пару дней назад я рассуждал, какая монотонная и скучная у меня жизнь. А сейчас, когда в ней случилась этакая неимоверная флуктуация, я вдруг испугался.

Тут я почувствовал, что стало темнее. В воде подо мной отразилась огромная чёрная тень, размытая рябью в колышущиеся пятна. Я отшатнулся от перил и посмотрел вверх. В облаках прямо над моей головой висел огромный чёрный треугольник. Он быстро снижался, заслоняя всё большую часть неба, и скоро я начал различать отдельные плиты обшивки, смотрящие на меня дула орудий, вырастающие из днища, открывающийся в брюхе прямоугольный люк… Чёрт побери, да это был космический корабль!

Из люка высунулась чёрная труба, изрыгающая короткий факел оранжевого пламени. В моей голове со скоростью света или даже быстрее понеслись мысли. Если корабль завис надо мной, это было не случайно. И если бы я замешкался хоть немного, то, скорее всего, из орудия, которое поворачивалось сейчас ко мне чёрным отверстием дула, извергся бы огромный сноп огня, в мгновение ока превративший бы меня в пепел…

Ещё не осознав толком, что делаю, я легко перемахнул через перила моста и, охваченный потоком холодного влажного воздуха, полетел вниз, к сверкающей водной глади. Я успел подумать, что это, видимо, и есть конец. Ведь наверняка мне всё померещилось: и корабль, и орудие, и обезьяна-психиатр, а реальны только мост, вода и смерть…

Больно ударившись о твёрдую зеркальную поверхность, я потерял способность понимать, что происходит вокруг, и только спустя некоторое время ощутил себя в толще холодной мутной воды, беспомощно машущим руками и ногами. Я отбивался от неё, наступающей со всех сторон, и глотал, думая, что кричу. Вода щекотала нос, затекала в рот и в лёгкие, и я опускался всё глубже, чувствуя, как погибаю.

Мои ноги вдруг коснулись чего-то мягкого, скользкого, что поднималось из глубины, и я обхватил это ногами, оказавшись верхом на мокром покрытом шерстью существе, которое поднимало меня вверх. Секунда, другая, и моя голова поднялась над поверхностью воды, и я смог, прокашлявшись, вдохнуть немного воздуха.

Я вцепился пальцами в мокрую шерсть и приник к ней.

– Полегче, – сказал Конотоп. – Мне не очень нравится, когда меня дёргают за волосы.

Он плыл к берегу, усиленно работая лапами.

– Спасибо, – сказал я. – Я уж думал, что погиб.

– Ну, это теперь вряд ли случится, – отозвался тигр, сплёвывая воду. – Тем более что я не допущу.

– Странно, – произнёс я, чихнув. – Почему-то я думал, что тигры не умеют плавать.

– Да? – интонация Конотопа была испуганно-смущённой. – Может быть, и не умеют… Я точно не знаю… Не очень знаком с предметом…

Я вдруг понял, что он погружается.

– Помогите, – заговорил он, захлёбываясь. – Похоже, я тону…

Его спина уходила вниз. Я пытался ухватиться за шерсть на его шее, но она выскользнула, и тигр пошёл на глубину, словно свинцовое грузило, оторвавшееся от лески.

Я некоторое время истерично барахтался, беспорядочно дёргаясь и чихая, затем поплыл, как мог, в сторону набережной. Подобравшись к краю парапета, я увидел возвышающегося на нём человека. Это был тот самый парень, который представился братом Конотопа. В руке он держал оружие, похожее на гарпунное ружье.

– Ну что вы за человек такой? – злобно произнёс он. – Вас надо казнить за жестокое обращение с животными. За что вы его утопили?

Я уже карабкался на парапет. С меня текла вода, и ветер пронизывал до костей.

– Я не топил… – промямлил я. В воздухе сверкнул металл, и я почувствовал, как в моё плечо вонзилась острая игла.

Я хотел подняться на ноги, но голова закружилась, и мир завертелся вокруг, словно картинки в пьяном калейдоскопе. Я падал на бетонную плиту, но чужие мягкие руки подхватили меня, и я отключился.

Глава 3. Пожар

Издалека доносился звук забиваемых в землю свай. Внизу, в темноте, поскрипывали доски. Пространство ходило ходуном, и я всё никак не мог заставить себя раскрыть глаза, потому что не знал, что меня ждёт там, снаружи моей головы.

Наконец веки разлепились, я увидел свет. Я долго не мог сфокусировать зрение – видимо, действовало то, что мне вкололи. Когда картинка стала более или менее чёткой, я понял, что сижу на пыльном чердаке деревянного дома. Попытался пошевелиться, но не смог. Толстая грязная верёвка обхватывала моё туловище, ноги и руки, крепко прижимая меня к металлическому ржавому креслу. Огромный узел находился на запястье моей правой руки, и конец верёвки, напоминающий поникшую змеиную голову, свисал с подлокотника очень близко к моим пальцам. Я попытался его ухватить, но ничего не выходило – слишком туго была притянута к железке рука.

Я огляделся, благо мог свободно вертеть головой. Деревянный пол был покрыт толстым слоем пыли, на котором отпечатались следы ботинок и, похоже, тигриных лап. Справа на полу среди кучи грязного тряпья валялась металлическая труба. Она бы могла мне пригодиться в драке, но для этого мои руки надо было сначала освободить.

Слева в крыше я видел небольшое отверстие, из которого пробивался свет, но, сколько ни приглядывался, не мог рассмотреть, что за ним. На одной из стропилин стояло перевёрнутое ведро, заполненное водой. Поверхность воды спокойно себя чувствовала под углом градусов шестьдесят к горизонту. Ведро, которое давно должно было упасть вниз, на пол, тоже не собиралось этого делать. Я зажмурил глаза, потом снова