Теперь на супружеском ложе их разделяла не змея, а ревность к прошлому. Бранные крики супругов были слышны на весь дворец. Филипп обвинял свою жену в том, что в недавнем прошлом она без разбору спала со всеми мужчинами. Она отвечала, что ему было известно об этом до женитьбы, что никто не заставлял его соглашаться на этот брак. Впрочем, Филипп никогда не взял бы ее в жены, если бы не был склонен к разврату. Она была достаточно изворотлива и в этих ссорах не позволяла ему больше ставить под сомнение происхождение родившегося ребенка, всегда умея дать твердый отпор как обвинениям, так и богохульству.

Не дождавшись лета, Филипп снова отправился на войну. Осенью родилась его дочь Клеопатра.

Я уже рассказывал, что бог Хнум, небесный гончар, с помощью богини Исиды лепит на небесах двойника божественного ребенка и сажает его на колени бога Амона, в то время как тело ребенка создается на земле.

Когда двойник воссоединяется с плотью, ребенок появляется на свет. Сначала он беспомощен и ничего не знает, потому нужен второй гончар, который будет лепить его характер и придавать телу определенную форму. Судьба – это второе «я» человека, опережающее его, с которым он сливается на каждом шагу своей жизни в единое целое. Поэтому каждый день похож на новое рождение.

Когда лепят на небесах судьбу человека, то готовят не только его самого к выполнению предназначения, определенного судьбой, но готовят также и тех, кто будет служить ему, выбирают друзей, союзников, соратников, а также удаляют тех, кто мог бы оказать пагубное влияние. Все это следует предусмотреть заранее, не дожидаясь появления неожиданного врага или отсутствия поддержки верного слуги в трудную минуту.

Это дело требует предсказания будущего людей не только по светилам, но также по лицу и сердцу.

Роль второго гончара Александра довелось исполнять мне. Олимпиада помогала мне, как Хнуму помогала Исида.

Самым близким другом Александра был Клит, тот самый молодой офицер дворцовой охраны, который приходился братом кормилице Гелланике. Его прозвали Черным из-за темного цвета кожи и черных как смоль волос.

Если суровый вид Филиппа пугал юного царевича, то общество Клита Черного не было ему неприятно, скорее наоборот. С тех пор как Александр начал ходить, часто видели, как он бегал за Клитом по залам дворца, играл с ножнами его меча или хватал его за ремешки сандалий. Он покидал объятия своей кормилицы, желая лишний раз подержаться за сильную теплую руку офицера.

Однажды я сказал Олимпиаде:

– Молодой Клит в тебя тайно влюблен. Никогда не уступай ему, ни в апрельские, ни в октябрьские ночи, когда в тебе наиболее сильно пробуждается Афродита. Лучше предложи ему дружбу и дай понять, что ты тоже могла бы его полюбить, если бы вас не разделяли непреодолимые преграды. Тогда он перенесет свою преданность и любовь на твоего сына и будет его верным защитником. Посмотри, уже сейчас он к нему привязан больше, нежели к маленькому Протею, сыну своей сестры! Когда он гладит по головке Александра, он как будто ласкает свою мечту. Доверяй ему почаще своего сына. В первые годы ребенку не нужен слишком умный наставник, ему нужен человек простой и честный, которому он будет стремиться подражать и силой которого будет восхищаться, не испытывая перед ней ни малейшего страха. Пусть Александр проводит побольше времени с Клитом, дабы познал он рядом с ним простые земные радости жизни: ощутил прелесть прогулок по каменистым тропам, вкус свежей воды из чистейших источников, блаженство барахтаться в нежной зеленой траве. Чтобы научить словам «хлеб», «листва», «птица», «фрукты», не надо высокого ума, просто нужен человек, который любит тебя, любит жизнь и хочет, чтобы ты ее тоже полюбил всем сердцем.

В возрасте с двух до шести лет Александр неотлучно сопровождал Клита, наблюдал за тем, как тот чистит лошадей в дворцовой конюшне, приводит в надлежащий порядок оружие, разгружает подводы с богатыми трофеями, захваченными Филиппом во время походов.

– Твой отец большой полководец, – часто говорил Клит ребенку.

Временами молодой офицер испытывал жгучий стыд оттого, что он, полный сил и энергии воин, отсиживается в тихой столице, в то время как где-то далеко сражаются его товарищи.

– Клит, – говорил я ему, – поверь прорицателю. На твою долю еще хватит сражений и побед. Нынешние самые прославленные воины еще будут завидовать тебе. Но эту славу, которая сделает тебя знаменитейшим человеком в государстве, ты добудешь не с Филиппом, а вот с этим ребенком, который сейчас путается у тебя под ногами. Не пытайся опередить самого себя.

Клит, подхватив маленького Александра на руки, сажал его на смирную лошадь и обучал первым навыкам верховой езды. Он брал мальчика с собой в загородные поездки, показывал ему убегающих в поля зайцев, находил выводок птиц. Когда на закате я видел Клита, возвращающегося после прогулки с ребенком, заснувшим от усталости крепким сном на его могучих руках, у меня сжималось сердце, ибо я уже тогда ясно видел будущее. Я предчувствовал, что однажды этот ребенок убьет своего любимого воспитателя безжалостным ударом копья в грудь, к которой он сейчас так нежно прижимает свою золотистую головку.

Я тоже много времени проводил с Александром, показывал ему разные забавные фокусы, какими обычно изумляют толпу на рыночных площадях странники из Египта, Иудеи и Вавилонии. Эти трюки для нас не представляют никакого труда, они всего лишь невинные развлечения, присущие нашему духовному сану. Я заставлял исчезать предметы перед его глазами, брал один хлебец, а протягивал малышу двадцать. Я разрезал веревку на мелкие кусочки и тут же возвращал ему ее невредимой. Я изменял цвет воды в кувшине, наделял камень ароматом розы. Я прокалывал свою щеку длинной иглой и заставлял ковер взлетать к потолку. Каждый прорицатель чуть-чуть волшебник. Таким образом я пробуждал в сознании Александра беспокойство перед лицом сверхъестественного.

Вскоре я начал водить его в храм и разучивать с ним имена богов. Я научил его произносить эти имена так, как это делают служители культа, придавая волшебным словам интонации, приводящие в действие силы, которыми наделены эти боги. Ибо слово – это энергия. Я позволял Александру присутствовать на ритуалах жертвоприношения, посвящал его в таинства гадания по внутренностям принесенных в жертву животных. Еще не научившись читать, он уже умел распознавать по печени принесенного в жертву животного основные признаки предзнаменований.

Свой день Александр завершал в покоях матери, где всегда курился фимиам. Ему нравилось быть рядом с ней, такой молодой и красивой, смотреть, как она, с отсутствующим взглядом сидя на скамеечке с ножками из слоновой кости, прядет шерсть. Когда в покоях появлялся сын, Олимпиада откладывала веретено в сторону и заключала Александра в свои объятия. Он с восхищением вдыхал изысканный аромат ее дорогих духов.

Она мало интересовалась своей дочерью Клеопатрой, которую чаще всего оставляла на попечение служанок. В то же время Олимпиада радела обо всем, что касалось ее сына. Она подолгу любовалась Александром. В эти минуты в глазах ее появлялся синеватый металлический блеск. Она уводила ребенка в глубину покоев к жертвеннику, где день и ночь горел священный огонь и курились благовония. Присев на корточки, с распущенными волосами, с ладонями, простертыми вверх, – этого, согласно ритуалу, требовало поклонение, – она низким голосом произносила волшебные заклинания. Эти интонации напоминали Александру звуки, ранее услышанные в храме.