— Что это? Вы мне взятку дать пытаетесь?

— Отнюдь. Это сто фунтов. Давайте, положите рядом сто своих. И заключим пари. Если окажется, что источник ваш фуфло как и его сведения — деньги мои. Если не фуфло — то деньги ваши.

…

— Ну же. Если вы так в нем уверены, почему бы не рискнуть?

Комиссионер Рид явно проиграла этот поединок, пусть и словесный. Я выждал несколько секунд, затем демонстративно неторопливо забрал деньги.

— Мне надо увидеть место преступления.

* * *

На сей раз — моего коллеги тире надсмотрщика из САС — не было. Нас вез бронированный Ягуар руководителя Метрополитен Полис, за нами шла еще одна машина РейнджРовер, тоже наверняка бронированный. Похоже, на сей раз все не на шутку испугались.

Мы уже прошли двадцать пятую кольцевую, и теперь по обе стороны от нас — тянулась старая, добрая Англия, все более сельская по мере того как мы удалялись от Лондона. Зеленые лужайки, часто огороженные живыми заборами из кустарника, прудики, холмы, небольшие деревушки, в которых есть дома восемнадцатого, и даже семнадцатого века. В каждой деревушке — помимо магазина есть обязательно паб, пара мелких мастерских, еще что-то. Это у нас деревня — место, где можно пахать как проклятому, а потом напиваться дешевой водкой. Здесь деревенский образ жизни — это сельские сквайры, твидовые пиджаки, и неброское, но все же благосостояние, а не выживание. Не вечная трагедия, а спокойная река жизни — не хуже городской, просто принципиально другой.

— Вы бывали в Москве? — спросил я, чтобы просто завязать ни к чему не обязывающий разговор.

Комиссионер Рид долго молчала, но потом, когда я уже решил, что ответа ждать бесполезно, вдруг сказала:

— Один раз.

— И вам понравилось у нас?

— Нет.

— Не будет ли бестактностью поинтересоваться почему?

Комиссионер Рид повернулась ко мне.

— А как насчет вас? Вы бывали в Лондоне больше двадцати раз — явно не только по делам службы.

Я пожал плечами

— Первый раз я был в Лондоне для того чтобы отшлифовать английский язык. Все-таки язык надо учить с погружением в языковую среду, иначе ничего не выходит. Потом — да, я бывал в Лондоне и не раз.

— И не только по делам

— Купить одежду, обувь. У наших ритейлеров есть мерзкая привычка. То, что продается за тысячу фунтов — обычно бывает пошито там же что и то, что продается за пятьдесят — только этикетка другая. Я же хочу покупать настоящие вещи, потому приезжаю сюда. Если вас интересует, у меня даже есть постоянная мерка у Генри Пула[7].

— Любите хорошую одежду?

— Не без этого.

— А почему?

Я пожал плечами

— А почему бы и нет?

— Нет… не отговаривайтесь. Вы же понимаете, почему.

…

— Вы обшиваетесь у нас по той же причине, по которой у вас под видом настоящих вещей продают дешевые турецкие подделки. Это все потому, мистер Яров, что в России идет социальная война. Потому-то в ней невозможно жить.

— Громкое заявление.

— Это не заявление, это факт, мистер Яров. И возвращаясь к вашему вопросу — нет, я не вижу ничего хорошего в Москве. Возможно, если бы была мужчиной, то видела бы.

— Если бы вы были мужчиной, это была бы большая потеря…

— Не надо, мистер Яров, не старайтесь. Я знаю вашу службу вдоль и поперек. И знаю, что ваши слова ничего для вас не значат. Вы на работе. Я тоже. Давайте, все так и оставим.

Я подумал — интересно, кто тебя так обидел, что теперь ты так щетинишься на всех, а?

Но вслух я ничего не сказал. Потому что и в самом деле был на работе.

* * *

Еще один черный РейнджРовер перекрывал въезд на мощеную булыжником тропинку, ведущую к дому. Увидев нас, он сдал, назад освобождая проезд, нас не проверяли. Жареный петух — тут давно никого по-настоящему не клевал. Еще со времен Северной Ирландии…

Дом. Два крыла по два этажа, в центре — три. Колонны, невысокие, но внушительные ступени. Сам дом, судя по всему эдвардианский, то есть, построен в начале 20 века, в период максимального могущества империи. Слишком неинтересный, чтобы быть туристической достопримечательностью и слишком большой, чтобы жить тут одному. Я бы сделал тут дорогую гостиницу.

Но убитый, по всей видимости, думал иначе.

Сад — небольшой, но регулярный и ухоженный. Сразу видно — садовник тут не приходящий, работает постоянно. Перед домом — большая площадка, замощена гравием, на ней несколько машин. Рейнджроверы и полицейские БМВ. Выделяется Хупер Импресс — малосерийное купе на шасси Бентли, ему лет тридцать, если не сорок. Цвета изумрудно-зеленого, темнее, чем простой изумруд… бутылочное стекло. Скорее всего, машина убитого.

Полицейских ограждений нет — значит, скорее всего, убийство произошло не в доме. Да и вряд ли бы он полез в дом, там наверняка прислуга, а Лось вряд ли бы стал убивать прислугу. У него — как и у всех нас — свой кодекс чести. Прислуга не в счет. Он пришел за одним человеком…

Я выбрался из машины, осмотрелся по сторонам. Один из полицейских, которому было нечего делать, направился к нам — но отказался от своих намерений после отрицательного кивка головой сопровождающего.

Нет, не здесь.

— Где? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь

— За домом.

Мы направились за дом.

За домом — большая конюшня, переделанная в помещение для прислуги, оранжерея — старая такая, но по виду действующая. Никаких признаков вишневого сада, это Англия. Сад уходит вдаль, в поля…

— Там, в беседке.

Я посчитал шаги, пока мы шли. Вышло триста восемьдесят шесть — много. Довольно большой сад.

Беседка оказалась не такой, как я ожидал — просто скамья, защищенная кустарником от ветра — и даже без тента от солнца или дождя. Тела там понятно, уже не было.

— Приближаться можно? — спросил я

Сопровождающие меня офицеры посмотрели на леди Кристину, та кивнула

— Отлично. Дайте фотографии…

Смотря на фотографии, я представил себе местоположение тела, когда его нашли, потом приблизился к беседке. Посмотрел следы, затем встал на колени — и посмотрел следы на земле. Интересные дела. Встал, отряхивая колени.

— Что-то нашли, мистер Холмс? — иронично спросила комиссионер Рид

Я покачал головой, попросил газету или кусок полиэтилена. Мне нашли газету, я расстелил ее на скамье — не там, понятное дело, где нашли тело. Встал на нее и осмотрелся по сторонам. Затем убрал газету, сел примерно так, как сидел бывший начальник британской секретной службы и осмотрелся, чтобы понять, что было видно с его места, и насколько был виден он сам. Да… так и есть, со стороны дома ничего не видно — а вот со стороны полей видно вполне. Британцы скептически смотрели на меня — для них я был всего лишь еще один много о себе возомнивший русский.