Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нас тут льет летний дождь. Пухлые капли живописно замирают на листьях оливкового дерева, под которым я читаю о жизни Руми. Еще раз убеждаюсь в том, что в мироустройстве ничего не меняется. То, что тревожило людей восемьсот лет назад, беспокоит и сейчас – любовь, одиночество, страхи, поиск счастья, конец света.
Людям свойственно думать, что все вокруг становится хуже и хуже. Ученые выяснили, что так нас заставляет думать эффект негативности, природой заложенный в подсознание человека. Мы воспринимаем негативное и тревожное как более важное. Самое забавное то, что такие мысли не имеют ничего общего с реальной картиной.
Были и будут те, кто напишет, скажет, что миру конец, что люди превратятся в прозрачные субстанции, а землю накроет громадной волной. Это частичка хаоса, который был и будет. Повлиять на него нельзя. Возможно отбросить дурные мысли и познакомиться с собой, чтобы стать лучше.
Бессмысленно ждать наступления «идеального времени», его не существует. Пришел срок полюбить мир в себе и оберегать его, принять свою уникальность, простить неидеальность (а безупречность невозможна!) и двинуться навстречу своей жизни. Такой, какой мы сами ее видим, а не наши родители или соседи.
Я открываю следующую страницу книги Руми, и первые же строки – как ответ на важный вопрос: «Не надо искать любовь, она повсюду. Надо искать завесы в себе, которые ты сам повесил, чтобы ее не видеть».
Сидеть под деревом в летний моросящий дождь с томиком Руми – чем не медитация? В мире десятки методов бесед со Вселенной: одни совершают намаз, другие читают мантры в ашраме, а кто-то напевает колыбельную засыпающему ребенку и таким образом приближается к Высшему.
Когда ты любишь и совершаешь что-то с любовью, ты намного ближе к небу, чем думаешь.
Перебираем кизил с Сураей, супругой кондитера Махмуда. Ее руки с возрастом утратили подвижность, поэтому часто помогаю ей на кухне. Нарвали в саду целое ведро кизила, теперь нужно его очистить от листьев и мусора, а потом вымыть в холодной воде. Из сочно-красных плодов Сурая сварит кизиловое варенье (самое оно при гриппе) для детишек из местного приюта и терпкий соус для нас. Мы с Махмудом поливаем им запеканки и домашнюю лапшу – вкус потрясающий.
«Боль либо возвышает человека, либо ожесточает. Опять-таки вопрос выбора, сынок. Я встречала немало людей, которые после перенесенной потери стали светлее, сострадательнее. Видела и тех, кого боль уничтожила. Одно знаю точно: трудности надо принимать мужественно. Когда мы потеряли сына, я думала, что утратила чувство любви ко всему. Но я не подавляла в себе отчаяние, позволила себе переболеть. И прошло».
Вдоль нашего маленького города течет река Гурджана. Быстротечная, переменчивая. То шумная, то тихая. Гурджана никогда не бывает такой, какой была минуту назад. По дороге домой останавливаюсь у ее берега и бросаю камешки в воду. Интересно, получится ли у меня хоть на пару секунд замедлить поток? Пробую несколько раз, тщетно. Так и в жизни: бесполезно пытаться повлиять на ее ход, но зато мы можем изменить себя в ней.
16
Суфии говорят: «Ты можешь быть один, но одинок – никогда». Мы можем встречать и провожать, принимать и отдавать, но у каждого из нас есть тот, с кем мы навсегда, – мы сами.
В юности я быстро привязывался к людям. Когда они уходили, переживал, а Сона, обнимая меня, поясняла: «Море, пока тебе не станет интересно с собой, ты не встретишь того, кто разделит с тобой себя».
Бабушка называла детей морем. «Вы – море, любви. Но с годами оно либо сужается до маленькой речки, либо раскрывается до океанов. Все в жизни вопрос выбора».
Я летел в этот город у южного предгорья без себя. Не слышал в себе ничего, кроме сомнений, агрессии, страхов. Боялся оставаться с собой наедине – мой внутренний потенциал сузился до размера не то что реки – мутного канала.
Помню переполненный аэропорт. До рейса два часа. Душно, шумно. Вдруг в зал ожидания ворвался черноголовый стриж, громко чирикая, сделал два круга над пассажирами и улетел дальше. Все на мгновение отключились от земных мыслей, наблюдая за вихрем птицы, свободной, открытой ветрам перемен и не опасающейся быть не такой, как все.
В этом стриже увидел знак: не бойся неизведанного, непривычного, сделай шаг навстречу изменениям. Они ждут тебя. Руми писал: «То, что ты ищешь, тоже ищет тебя».
Сегодня пять лет, как я живу здесь. Живу. Мы часто употребляем это слово, не вникая в его суть. «У меня столько забот и проблем, что некогда задумываться о жизни» – частая отговорка.
У каждого свое отношение к жизни, да и невозможно изменить человека, пока он сам не решится на изменения. Но приходит день, когда мы сталкиваемся со сложностью, потерей, и только тогда начинаем жалеть, что все это время… не любили себя.
Проявление любви к себе – это не покупка дорогой одежды, французской косметики или нового автомобиля. Любовь к себе начинается со стремления к тому, чтобы в твоем внутреннем доме царил мир. Когда там покой, ты не просто проживаешь дни, а живешь в каждом из них.
Очищаю абрикосы от косточек, желтый сок течет по рукам. В детстве, делая это в помощь бабушке, я называл полоски льющегося фруктового сока реками солнца. «Бабуль, смотри, солнце течет по рукам! Оказывается, оно абрикосовое на вкус!» Сона улыбалась, посыпая абрикосовое пюре молотой корицей. Из него мы готовили пастилу.
Каждое лето на веревке в саду бабушкиного дома сушились разноцветные фруктовые «коврики» – пастила из яблок, груш, слив, кизила, абрикосов. Мы ее ели вместо конфет вплоть до весны.
Бабушка превращала фрукты в пюре специальной ступкой из орехового дерева. Незадолго до смерти она мне ее подарила. Теперь пастилу я готовлю сам и сдаю в кондитерскую Махмуда.
Ко мне пришел Нури, он живет в соседнем доме, воспитывает пятилетнего внука, пока сын и невестка работают в шумном мегаполисе. У Эмилио легкая форма астмы, поэтому родители часто привозят его к деду.
Нури – переводчик. Благодаря ему на немецком зазвучали Руми, Физули, Насими.
Пока у Эмилио дневной сон, Нури забегает ко мне на чай, рассказывает что-нибудь интересное. Например, о том, как жизнь с внуком открыла в нем новое.
Я разливаю чай в армуду[40]и угощаю соседа абрикосовым вареньем, сваренным накануне. У Нури седая борода и крупные аккуратные руки. Он до сих пор пишет чернильным пером, готовит кашу из сушеных слив и говорит, что каждый из нас ищет свое отражение.
«Нам кажется, что мы живем насыщенной и полной жизнью до тех пор, пока не встречаем того, в ком, словно отражение, видим то, что до этого не замечали в себе. Это может быть возлюбленный, учитель, друг, ребенок – не важно. Важно то, что раскрывает в тебе этот человек.
В первый раз взяв Эмилио на руки, я нырнул глубоко в океан. Бескрайний, наполненный предрассветной свежестью. Мне было шестьдесят два года, и казалось – испытано, прочувствовано все. Своим светом Эмилио будто обнулил то, что было. Все воспоминания, выводы прошлого. И этому бесполезно было сопротивляться.