– Он уснул, – Артем выглянул на крыльцо, тихо затворил дверь. – Можно я сяду?

– Необязательно каждый раз спрашивать. Хочешь сесть, так садись, – Кая поймала себя на том, что ворчит скорее по привычке, чем от настоящего раздражения.

– Спасибо.

Некоторое время они сидели молча. Община спала. Все огни – и в домах, и на улицах – погасили на ночь, и только неровный, дрожащий огонек на вышке и звезды над головой нарушали кромешную темноту. Слабый ветерок шелестел в ветвях, вдалеке гулко ухнула сова, оповещая лес о начале охоты. Словно отвечая ей, истошно завыли где-то вдали лесные псы. Безнадежно, слабо взвыл и лесной пес из Ямы. Кая невольно содрогнулась, хотя привыкла к нему, – столько нездешнего было в этом странном вое.

– Хорошо летом, – нарушил молчание Артем.

– Угу. Много еды.

– Ага… – Артем явно растерялся, – и это тоже.

– Ты, я смотрю, пришел в себя.

Артем вздрогнул:

– На самом деле не очень. Как Андрей? Ты же в лазарет ходила?

– Не ходила, – неохотно ответила Кая. – Я Фатиму встретила. Говорит, живой.

– Я надеюсь, все будет хорошо. Не переживай.

Кая почувствовала, как внутри поднимается волна гнева – из-за того, как глупо Артем нарушил установившееся между ними хрупкое согласие:

– Ты о чем? С чего мне переживать?

– Ну… Вы общались… Я подумал, ты могла…

– Многовато думаешь, – отрезала Кая и почувствовала, что на душе стало совсем паршиво.

– Да, наверное, – примирительно сказал Артем, а потом вдруг невпопад добавил: – А о чем думаешь ты?

– В смысле?

– Ты тут почти час сидишь… Холодает. Я подумал, может, я мог бы…

– Что? Ну что? – Кая вдруг почувствовала, что все тревоги прошедшего дня, которые накопились в ней к ночи, грозят перелиться через край, затопить все вокруг бурным, горячим потоком. – Помочь? Утешить? Успокоить? – Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Артем, я что, правда, так похожа на человека, которого надо успокаивать? Ну чего ты ко мне привязался?

– Извини, – тихо сказал Артем, и его безропотность вдруг разом лишила ее боевого задора.

– Да ничего, – она сорвала длинную травинку, раскусила ее, высосала кисловатый сок. Она устала. Разговора с Владом, происшествия с Андреем, беспокойства за дедушку и группу было уже более чем достаточно для одного дня.

– Ты спрашивала, как выглядели те люди, – Артем не унимался. – Зачем это тебе? Хочешь Владу рассказать?

– Дело не в этом.

– Ты все же хочешь поговорить с Владом про Макса и…

– О, Господи. Ты угомонишься или нет?

– Тогда, может, чтобы пойти в стражу, ты…

– Дело вообще не в этом! – Кая зло смяла ни в чем не повинный стебель, бросила под ноги. – Я просто думаю, что могла видеть их, ясно? Мне было… любопытно.

– Любопытно? – растерянно повторил Артем.

– Да, любопытно, – Кая дернула на себя другой стебель. – Кажется, это ребята, у которых я забрала консервы.

– Ого, – Артем смотрел на нее растерянно, умоляюще, как в детстве, и она пожалела о сказанном. Не потому, что он мог ее выдать, а потому, что молчать теперь было бы нелепо.

– Хорошая новость: они не были похожи на людей, которые долго сидят на месте. Так что других нападений не будет… Я думаю.

Артем сосредоточенно смотрел на огонек вышки, будто пытаясь прочитать в свечении ответ на мучивший его вопрос.

– Слушай, а это не могло быть, – он запнулся, явно боясь разозлить ее, но продолжил, – как-то связано?

– Ты имеешь в виду, что они из-за банки консервов на вас напали? – Кая фыркнула, хотя и почувствовала, как шевельнулся внутри грызущий ее червячок. – Артем, разуй глаза. Большой мир страшный, но люди не пытаются убить друг друга из-за банки консервов.

– Как люди вообще могут убивать друг друга сейчас, когда есть столько других желающих? – тихо спросил Артем. – Если дело было не в банке консервов, они пытались убить нас просто так… Или ради лошадей и «Мухи».

Кая почувствовала, что он прав: на улице действительно стало холодно. Она зябко передернула плечами:

– Иди спать. Тебе надо прийти в себя.

Артем растерянно кивнул. Кажется, переменчивость ее настроения совсем сбила его с толку. Кая не могла его винить: она и сама с трудом понимала, что происходит. Возможно, дело в том, что Андрей, который улыбался ей при каждой встрече и учил стрелять из самострела, был теперь между жизнью и смертью? Или в том, что будущее казалось туманным – как и итоги завтрашнего разговора с Владом? Или в том, что дедушка не вставал с постели больше двух недель – и это невозможно было больше выносить.

– Знаешь, я восхищен тем, как ты справляешься. Я бы так не смог.

– Да? – отозвалась Кая, вдруг почувствовав, как ей хочется поговорить с Артемом: просто потому, что ей начинает слишком дорого даваться привычка держать все в себе. Просто потому, что ей нужно было рассказать о своих чувствах хоть кому-то.

– Да. Я бы на твоем месте не мог избавиться от мыслей про историю с консервами… Наверное, поэтому обузой называют меня, а не тебя.

– Конечно, нет, – Кая тоже встала, побоявшись расплакаться прямо здесь, при Артеме – впервые за долгое-долгое время. – Не только поэтому, можешь мне поверить.

Она успела насладиться его растерянным, обиженным лицом перед тем, как закрыть дверь и наконец заплакать. Никто, кроме скрипучих стен старого дома, этого не слышал, а значит, худшего не произошло. Кая тщательно вытерла лицо и постелила себе в комнате дедушки – на случай, если ему что-то понадобится.

За окном тоскливо кричала ночная птица. Кая думала, что не сумеет уснуть до утра, но мгновенно провалилась в глубокий сон без сновидений.

Он уснул лишь через несколько часов после возвращения домой. Допоздна читал при свечах, ворочался с боку на бок. Но книги не помогли ему почувствовать себя лучше. Герои Тургенева, за которого он взялся недавно, казалось, смеялись над ним. Его проблемы были от них далеки.

Несколько раз Артем вставал, чтобы выпить воды или подойти к зеркалу. Отражение презирало его. Отражение говорило: «Ведь никто даже не погиб» («Пока что», – предательски пел противный тихий голосок в голове).

Когда первые рассветные лучи проникли в комнату, Артем наконец в очередной раз смирился с тем, что его чувства опять оказались слишком острыми для времени, в которое ему не посчастливилось родиться. Он забылся тревожным, тяжелым сном за несколько часов до подъема и, разумеется, проспал.

Накануне он обещал Анатолию Евгеньевичу вернуться и посидеть с ним, пока Кая будет общаться с Владом. Дедушке становилось все тяжелее переносить одиночество, и, торопливо одеваясь, Артем мысленно ругал себя самыми страшными словами.