Юную Анну Леопольдовну такая придворная выучка, кажется, не привлекала. Тем не менее скандал удалось предотвратить и после отъезда красавца-графа дворцовая жизнь потекла по-прежнему: официальные выходы, праздники, балы, охоты, сезонные переезды из Зимнего в Летний дворец, а в июле-августе — в Петергоф. В 1739 году в «зимнем доме» для Анны-младшей был выстроен манеж, на содержание которого было отпущено 1200 рублей58. День рождения принцессы (7 декабря) и ее «тезоименитство» (9 декабря) при дворе праздновали, по словам Рондо, «чрезвычайно торжественно» — с явкой придворных и дипломатического корпуса для поздравления и последующими балом и ужином. Однако чем дальше, тем более очевидно перед императрицей вставала проблема престолонаследия, роковая для российского престола в XVIII веке.

Обе сестры императрицы Анны умерли вскоре после начала ее царствования (Прасковья в 1731 году, а Екатерина в 1733-м), зато здравствовали цесаревна Елизавета и голштинский внук Петра I. Между тем отодвинутый на время Антон Ульрих показал себя достойно. Весной 1737 года он отправился волонтером на Русско-турецкую войну. Его собственный кирасирский полк в кампании не участвовал, и юный принц состоял при штабе командующего Миниха. Из писем Антона Ульриха можно узнать, как нелегко дались его обозу — саням и телегам — русские дороги, так что его светлости даже приходилось временами идти пешком. Его слуги болели, но о себе принц писал, что здоров, и сетовал только на медленное продвижение к цели похода — турецкой крепости Очаков.

В пути он обсудил с фельдмаршалом важный вопрос о том, какие галуны и перчатки должны носить офицеры его Бевернского полка — и получил от запасливого Миниха пару перчаток в виде образца. Степной марш закончился в конце июня у стен Очакова, запиравшего выход из Днепра в Черное море. Осадная артиллерия отстала, и Миних решился на атаку крепости с ходу 1 июля шли упорные бои в предместьях; на следующий день армия пошла на штурм. Двадцатитысячный гарнизон защищался умело и отчаянно. Под турецким огнем солдаты не смогли форсировать окружавший крепость ров и отступили, несмотря на то, что командующий и следовавший за ним со знаменем в руках принц Антон пытались их остановить. Провал операции был неминуем — но на счастье Миниха в крепости начался пожар, огонь вызвал разрушительные взрывы пороховых погребов и турецкий командующий Яхья-паша стал просить о перемирии. Фельдмаршал потребовал капитуляции в течение часа, пообещав в этом случае сохранить пленным жизнь. В безвыходном положении турки приняли эти условия. Потери русской армии были велики — около тысячи человек убитыми и трех тысяч ранеными, но зато им достались богатые трофеи: крепостная артиллерия, 18 галер, запасы продовольствия и имущество побежденных — золото и серебро, дорогое оружие и украшения.

После взятия крепости Миних доложил императрице, что Антон Ульрих находился рядом с ним в центре сражения; пуля пробила его кафтан, одна лошадь под ним ранена в ухо, вторая убита. За мужество в бою фельдмаршал представил принца к чину генерал-майора и отрапортовал, что тот успешно овладевает воинским искусством и со временем «знатный и рассудительный генерал быть может»: «А о храбрости его свидетельствует бывший при Очакове штурм, при чем он так поступал, как старому и заслуженному генералу надлежит».

Императрица была довольна избранником и по возвращении героя ко двору одарила его поцелуем в щеку. Бирон пробыл у него с визитом почти два часа, что означало исключительный респект со стороны фаворита. Но на невесту воинские его лавры как будто особого впечатления не произвели. Пристально наблюдавшие за ней брауншвейгцы гадали: «Настроение принцессы всё еще очень переменчиво. Когда принц Антон Ульрих по возвращении нанес первый визит, она была безучастной; напротив, на другой день за игрой казалась гораздо веселее. Такого рода перемены продолжаются всё время, так что ничего понять нельзя»59.

Вот и пойми этих женщин — Анна-младшая то показывала «большую склонность», то демонстрировала столь же явное безразличие. Так или иначе, «главное дело» не сдвигалось с места. Бравый воин стал готовиться к новому походу. Но, по мнению императрицы, принц заслужил поощрение — и был в день рождения государыни пожалован высшим российским орденом и произведен в премьер-майоры лейб-гвардии Семеновского полка. Тогда же, в начале 1738 года, на русскую службу поступил паж новоиспеченного гвардейского штаб-офицера — впоследствии едва ли не более знаменитый, чем он сам, барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен, «по просьбе герцогини Бирон» принятый корнетом в его кирасирский полк, переименованный из Бевернского в Брауншвейгский.

Принц со свитой вновь двинулся покорять южнорусские степи с обозом из четырнадцати саней. Летом 108-тысячная армия Миниха переправилась через Буг и двинулась в направлении турецкой крепости Бендеры. В связи с тем, что в Бессарабии свирепствовала эпидемия, Миних приказал идти через территорию Польши, хотя этим и нарушал ее нейтралитет. В непрерывных боях с наседавшей турецко-татарской конницей русские войска медленно продвигались вперед. «А как пришли к реке Днестру, жары были великие и частое утруждение от неприятеля, от чего немалая слабость в армии стала показываться, а паче скот весьма ослабел», — вспоминал этот поход капитан гвардии Василий Нащокин.

Войска медленно шли по выжженной противником степи днестровского левобережья, то и дело форсировали многочисленные притоки и постоянно подвергались нападениям. Неприятельская кавалерия наносила удары с флангов и тыла, норовя отрезать обозы. В бою близ реки Билочь 23 июля отряд Антона Ульриха, прикрывавший правый фланг русской артиллерии, отразил атаку турецкой конницы, затем в дело вступили пушки и враг был, по словам Миниха, «яко мякина от ветра развеян». Спустя несколько дней три полка под командованием принца прикрывали переправу арьергарда армии через Билочь.

После одной из стычек с татарами бравый вояка написал брауншвейгскому посланнику Кейзерлингу в Петербург: «Противник нами разбит, но чувствую более досаду и усталость, чем радость, и это было бы мне совсем невыносимо, ежели бы я не думал о том и не утешался тем, что все бури выстоял и выстою ради благосклонности совершенной и добродетельной принцессы»60. Однако Антону Ульриху не удалось ни совершить воинских подвигов, о которых он мечтал, ни завоевать сердце принцессы.

Он уже видел на другом берегу Днестра турецкий лагерь, по которому открыла огонь артиллерия. Но генеральное сражение с неприятелем так и не состоялось. Переправляться на крутой берег на виду у всей турецкой армии командующий не решился и приказал отступать. Обратный путь был тяжелым, поскольку «неприятель от нее (русской армии. — И. К.) не отлучался, которым проводникам мы не очень рады были и от непрестанных тревог зело утруждены, а паче фуражирование нужное происходило». Фуражиры немедленно подвергались нападениям, и беспечность обходилась дорого. Однажды налетевшие татары убили и взяли в плен 700 человек, после чего Миних разжаловал командира дивизии генерала Загряжского в драгуны, а командира разгромленной «партии» приказал расстрелять. Гибель тяглового скота заставляла уничтожать «амуничные вещи» и прочее снаряжение, а ядра закапывать в землю. Порой приходилось всей армии стоять в безводных местах, ожидая возвращения отправленных за водой внушительных отрядов в 10–12 тысяч человек. В ослабленной длинными переходами, плохим питанием и жарой армии начались болезни. Отступление к своим границам осуществлялось, как писал один из офицеров, «подобно ретираде побитой армии». В довершение неудач этого года в завоеванном Очакове началась чума. Миних приказал взорвать крепость, а гарнизон отвести к Днепровским порогам. Таким образом, кампания не только не завершилась победой, но и привела к потере опорных пунктов; в руках русских войск остался лишь Азов.