Потом была в августе того же года поездка из Парижа в Пиренеи — «самое счастливое время», по словам Тургенева. Единственное счастливое время — подскажут события последующих лет. Великая певица ничего не захочет менять в своей семейной жизни. Тургенев может оставаться другом семьи, иногда гостем. За отсутствием денег на парижскую жизнь он проведет зиму в любезно предоставленном ему семейством Виардо их загородном доме в Куртавеле, где питаясь, по собственен ным словам, «полукурицей и яичницей», кое-как приготовленными соседской старухой, начнет «Записки охотника». Начало литературной славы будет положено.

Все связалось в тугой узел, ни развязать, ни разрубить который не представлялось возможным. Как было признаться, что он ни в чем не принадлежал самому себе. Все — по приказу Варвары Петровны, все — по ее воле. Хотел оказаться в Премухине еще весной, мечтал о весне в бакунинских краях — удалось приехать осенью, по жнивью, когда Варвара Петровна собралась в Москву и не больше, чем на семь-восемь дней. Мог бы, казалось, по-иному решить, но экипаж, кучер, лошади. Кто бы осмелился нарушить приказ барыни, а желание барчука никогда дворовыми во внимание не принималось. К тому же без своего соглядатая Варвара Петровна и вовсе сына не отпустила. От Пафнутия получит подробнейший отчет, им перепроверит каждое его слово.

Выйти из повиновения, но что мог он предложить любимой девушке. Как стискивались на горле костлявые пальцы нужды, знал не понаслышке. Варвара Петровны готовила сына для себя и ни на какую свадьбу согласия бы не дала, хотя о свадьбе он еще и не думал. Романтическое увлечение развивалось по своим законам. Независимый характер Татьяны Александровны, ее обиход, привычки были несовместимы с представлениями лутовиновской барыни, которую носили по селу в носилках со стеклами (от заразы!) и которая заставляла всю дворню говорить по-французски после зверской порки на конюшне. С каким ужасом он опишет со временем сцену, как мать подходит к окну поглядеть на отправляемого в острог подростка за то только, что вроде бы криво улыбнулся барыне при обычном поклоне в пояс.

Он был из мира ее братьев, друзей, но это в Германии. В России мира Лутовиновых Татьяна Бакунина просто не знала. Не хозяин самому себе, и это при том, что все видели в молодом красавце богача, позволявшего себе жить в любой стране Европы и не отказавшего себе в путешествиях. Реальность и действительность…

Татьяна не может примириться с положением, в котором оказалась. Она требует, обвиняет. Его объяснения о дружбе, вечной памяти, привязанности, преданности представляются ей увертками и ложью. А он ни в чем не кривит душой. Их встреча на всю его жизнь. Героиня «Романа без весны» станет героиней всех его романов. Черты ее лица, манеры, характер разговора, мысли определят тот самый удивительный, призрачно-скорбный образ тургеневских девушек, которые останутся в истории. Меньше чем через десять лет он приобретет независимость, право выбора и право ответственен ности за свой выбор, но будет поздно. Бесконечно поздно. Тургенев знает это и все равно мыслями возвращается к «горькому премухинскому роману». Именно к нему, с небольшими правками, чтобы лишить действие узнаваемости, а героев портретности, он обратится в 1856 году.

Ушла из жизни Варвара Петровна. Осталось в прошлом наказание за отклик на смерть Гоголя — одиночка в полиции и последующая ссылка в Спасское.

Слова из письма Михаила Бакунина Тургеневу вернее — слова, которые должна передать Ивану Сергеевичу сестра Татьяна. Зима 1842 года. Бакунин имел в виду их студенческую юность в Германии, лекции блистательного гегельянца профессора Вердера и знакомство с платонической любовью Гете — знаменитой Беттиной фон Арним. Знал ли или хотя бы догадывался ли он, что связывало именно в это время двух таких близких ему людей? Скорее всего, нет. У Михаила Александровича иные интересы, иные масштабы ощущения жизни, да никто и не навязывает ему своих переживаний.

Не сложилось. Тогда не сложилось. А ведь Тургенев понимал, как много и безвозвратно он теряет. В человеческих отношениях ничего нельзя повторить или восстановить. Но ощущение одиночества, потери приходит только спустя восемь лет.

В доме на Остоженке. После ухода из жизни Варвары Петровны.

Казалось бы, такое небольшое усилие — разобраться с делами по наследству, определить доли свои и брата Николая: ведь они всегда понимали друг друга и оба не были корыстолюбивы. А дальше — полная свобода и устройство жизни по собственному разумению. И если предполагать великое чувство к Полине Виардо, то, само собой разумеется, немедленный выезд в Париж. Разве не знал он, что парижские друзья куда как нетерпеливо ждали решения его финансовых проблем. Может быть, бескорыстие вообще не присуще французам?

Но первое — опустевший после Варвары Петровны дом оказался на деле переполненным. Толпа дворовых, приживалок, доверенная «конфидентка» матери, «воспитанница», которая, по словам Тургенева, оказалась куда какой ловкой, пронырливой и расчетливой особой. Иван Сергеевич не успел оглянуться, как Николай Сергеевич уже был готов хлопотать, чтобы сохранить московский дом ради того, чтобы не нарушать привычного склада жизни Биби.

Первая мысль Ивана Сергеевича передать Биби, как несовершеннолетнюю, но с подобающим капиталом на попечение ее родного отца — Андрея Евстафьевича Берса. Так представлялось логичнее, но Берс категорически отказывается от выполнения отцовских обязанностей. Пусть они устраивают Биби, где хотят и как хотят. Бывший домашний врач женат, в 1845 году у него родился старший сын, будущий орловский вице-губерна-тор, а годом раньше будущая супруга Льва Николаевича Толстого. Его карьера — врач Московской Дворцовой конторы, лейб-медик. По счастью, его выручает один из медиков, берущий на себя хлопоты о Биби вместе с солидным заемным письмом, подписанным братьями Тургеневыми.

Приживалки просят переместить их в Спасское — «доживать век», но Иван Сергеевич остается непреклонным: только известное выходное пособие — видеть их он не хочет. Все дворовые получают вольную, и вдруг Тургенев оказывается в брошенном доме, где ничего не осталось от привычного распорядка, нельзя и не у кого добиться самовара, тем более обеда. «Я привык жить в пустых домах», — сколько раз он будет возвращаться к этому ощущению.

И при всем том Иван Сергеевич не хочет трогать комнаты матери. Сам не перебирается на удобный первый этаж, привычно поднимаясь по «крутехонькой», по выражению «папаши Щепкина», лесенке «на свою антресоль». Даже с гостями, которых неожиданно оказывается так много. В уютной зале первого этажа проходит только соревнование певцов, легшее в основу одноименного рассказа: между собой соревнуются художник Кирила Горбунов и один из соавторов Козьмы Пруткова — Жемчужников.

Письма в Париж пишутся почти так же регулярно, как прежде. Почти — потому что с некоторыми задержками, опозданиями, с явно меньшей охотой. В конце концов, в них хозяйственно-финансовые отчеты, справки о театральных успехах, но и только. Трудная душевная жизнь, работа мысли и чувства остаются невысказанными.