примерно через час приедут Джо и мальчики, и бабушка просияла. Всю свою жизнь она была демократом, и ее сильно впечатлил тот факт, что я встречаюсь с Джо. Все были рады увидеться с ним, но бабушка буквально светилась от счастья!

Джо подъехал по посыпанной гравием дорожке к дому бабушки, и, заметив его машину, она выскочила из кухни и бросилась вниз по ступенькам крыльца. Моя миниатюрная бабуля шагала ему навстречу, широко распахнув руки, так, словно знала его всю жизнь. «Ах, милый! – воскликнула она. – Как же приятно тебя видеть!» Он наклонился, чтобы обнять ее, а она с гордостью объявила: «Ты знаешь, я тоже демократ! Я работала на президента Рузвельта в WPA[10]». Джо засмеялся, а бабушка взяла его за руку и повела во двор, мальчики пошли за ними следом.

У дедушки с бабушкой был садик с длинными рядами помидоров вдоль ограды, маленький кусочек Италии в Нью-Джерси. Как только Джо прошел мимо этих кустов, из них выскочили две маленькие девочки, мои сестры-близнецы, которым тогда было по восемь лет. За ними гнался дедушка с клыками из помидорных листьев, рыча, как монстр. Он прервал игру и тоже поприветствовал Джо, крепко обняв его, словно тот был не незнакомцем, а долго отсутствовавшим членом семьи.

Родным оказалось легко полюбить его. Так же, как и бабушка, остальные Джейкобсы были впечатлены тем, что в их пикнике на заднем дворе участвует сенатор.

Джо прекрасно смотрелся в семейном кругу и сразу начал смеяться вместе со всеми. Родным оказалось легко полюбить его. Так же, как и бабушка, остальные Джейкобсы были впечатлены тем, что в их пикнике на заднем дворе участвует сенатор. Но главное, что было понятно моей семье, так это то, что новые отношения приносят мне радость.

Годы спустя Джо признался мне, что именно в тот момент почувствовал, что сможет меня завоевать. Моя семья им восхищалась, и он понял, что, когда придет время просить моей руки, они будут на его стороне. Даже если учесть, что тогда я сама точно не понимала, чего хочу, он понял, как важна для меня семья. И понял, что рано или поздно я снова захочу ее создать. Его уверенность в том, что именно я – недостающий кусочек пазла семейства Байденов, крепла с каждым днем. Однако прошло немало времени, и было сделано немало попыток, прежде чем я согласилась.

Глава шестая

Пять предложений

В первый раз, когда Джо делал мне предложение, он просто сказал: «Я хочу, чтобы мы поженились». Предложение не стало каким-то особенным событием – обычный разговор в обычный день. Я уже знала о его чувствах, поэтому не удивилась. И также я знала, что не смогу сказать «да». Вместе с тем я и не догадывалась о том, что Джо делает мне предложение не по собственной воле. Незадолго до того, как оно прозвучало, Бо и Хантер загнали Джо в угол прямо в ванной, во время бритья. «Бо думает, что нам надо жениться», – заявил шестилетний Хантер. Поскольку папа по понятным причинам растерялся от такого заявления, Бо пояснил: «Мы думаем, нам надо жениться на Джилл».

Слушая потом эту историю, я не могла удержаться от смеха: как часто дети понимают очевидное раньше нас самих.

В течение нескольких месяцев, предшествовавших этому разговору, мы с мальчиками проводили много времени вместе. Когда Джо работал допоздна, я готовила ужин и составляла им компанию. Иногда я забирала их из школы, иногда мы проводили вечера перед телевизором. Мы начали строить свои собственные отношения.

Даже в юном возрасте Бо был очень похож на Джо. Он невероятно четко формулировал свои мысли и никогда не стеснялся выражать чувства. Он был добрым и ответственным.

А Хант был больше похож на меня. Он не желал говорить о своих чувствах и не всегда знал, как их выразить, но по его поступкам всегда было понятно, насколько он душевный и любящий. Когда мы ждали чего-то в фойе или смотрели вместе телевизор, он обхватывал меня руками за шею и клал мне голову на плечо. Когда он смотрел на меня и в его взгляде пробегала озорная искорка, я понимала, что сейчас мы повеселимся.

Для меня стало открытием, насколько мне самой нравилось узнавать их. И хотя поначалу я сомневалась, стоит ли встречаться с мужчиной, у которого есть дети, со временем я стала замечать, как меня радует общение с ними. За те месяцы я осознала, как счастлива от того, что провожу время с мальчиками. Однако это не означало, что я готова вступить в брак.

Свою мать я видела плачущей только один раз – на похоронах отца. Она не плакала даже когда умерли ее родители. Я воспринимала этот стоицизм как проявление силы и хотела быть такой же сильной больше всего на свете. Еще в юности я решила, что никогда не позволю своим эмоциям управлять мною.

Для меня стало открытием, насколько мне самой нравилось узнавать их. И хотя поначалу я сомневалась, стоит ли встречаться с мужчиной, у которого есть дети, со временем я стала замечать, как меня радует общение с ними.

Я очень старалась придерживаться этого принципа и с детьми, поэтому всегда стремилась контролировать себя, особенно в трудные времена. Дети не видели меня плачущей ни в тот момент, когда Джо в тяжелейшем состоянии лежал с аневризмами в госпитале имени Уолтера Рида, ни когда медики «Скорой» несли его вниз по лестнице нашего дома в результате пережитой легочной эмболии в том же 1988 году. Я не лила перед ними слез и в тот момент, когда мы выбыли из президентской гонки в 2008 году после обескураживающего финиша в Айове, хотя внутренне я была разбита.

Став женой политика, я поняла, что мой стоицизм бывает весьма полезен. В 1988‐м, когда первая президентская кампания Джо стала казаться бесперспективной, люди постоянно искали следы раскола в нашей команде. Мы все чувствовали себя, как под микроскопом, но я отказывалась демонстрировать слабость. А позднее, когда заболел Бо, мы не хотели, чтобы это обсуждала вся страна, – это было наше личное дело. Мы продолжали надеяться, что он поправится. О происходящем знали только мы и еще несколько человек. Я продолжала преподавать, посещать мероприятия. Я жила двойной жизнью, улыбаясь на публике и пребывая в постоянной тревоге за своего сына. Сказать, что это было сложно, – значит ничего не сказать. Но я знала, что отложить работу второй леди и профессора колледжа я не могу. Я отгородилась от своей боли, и мой стоицизм помогал мне двигаться дальше.

Я жила двойной жизнью, улыбаясь на публике и пребывая в постоянной тревоге за своего сына. Сказать, что это было сложно, – значит ничего не сказать.

Во многих отношениях наши с Джо темпераменты дополняют друг друга. Он пытается вытащить меня