Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этом я начала осознавать, что наши отношения начали менять не только мою жизнь, но и жизнь семьи Байденов.
Было около девяти утра, когда я услышала, как открывается входная дверь дома Джо. Он уехал в Вашингтон поездом около семи тридцати, а Бо и Хантер ушли в школу. Мой мозг быстро перебрал всех, кто мог войти в дом в данный момент. О нет!
Я стояла, держа руки в раковине, полной грязной посуды, и внутри меня что-то оборвалось. В это время мог прийти только один человек, нежданная гостья, которая увидит меня в девять утра на кухне своего сына, когда в доме больше никого нет. Услышав шаги, я подумала о том, чтобы убежать или спрятаться в чулане. Но времени на это не было. Как я и предполагала, мама Джо вошла на кухню и остановилась с удивленным видом.
Секунду я размышляла, не сказать ли ей, что заскочила ненадолго, потому что хотела сделать Джо сюрприз, помыв посуду… за десять часов до его возвращения домой. Но я знала, что врать Ма-Ма нельзя.
Джин Финнеган Байден – или Ма-Ма, как все ее называли, – была миниатюрной седовласой женщиной-скалой. Она была матриархом, католичкой с ирландскими корнями, прямолинейной в своих высказываниях и безоговорочно преданной своим детям и внукам. Я слышала истории о ее материнской отваге, включая эпизод с «нападением» на монашку, одну из учительниц Джо, которая во время урока передразнила его, когда он начал заикаться. Неважно, сколько ему было лет, она обожала своего «Джоуи» и делала все, чтобы защитить его и мальчиков, особенно после всего, что случилось. И вот теперь она наткнулась на меня в кухне своего сына в столь ранний час.
Я стояла, держа руки в раковине, полной грязной посуды, и внутри меня что-то оборвалось.
– О, Джилл! Я как раз хотела поговорить с тобой, – сказала она, глядя на меня в упор.
Я приготовилась к лекции или, возможно, к предупреждению о недопустимости легкомысленного обращения с ее близкими. Что бы она ни собиралась сказать, я знала, что слушать это мне будет нелегко.
– Я не знаю, что происходит между вами с Джо, но я хочу поблагодарить тебя.
Я остолбенела.
– За что?!
– За то, что мой сын поверил, что снова может любить, – ответила она.
Это было последнее, что я ожидала услышать, и я совершенно не знала, как мне реагировать на такую сердечность.
Ма-Ма по понятным причинам с подозрением относилась ко мне, двадцатичетырехлетней, внезапно ворвавшейся в жизнь ее семьи, когда они только начали возвращаться к относительно нормальной жизни. По правде говоря, будучи уже матерью взрослых детей, я не менее насторожена в их отношении, чем она тогда. Некая часть тебя всегда хочет вмешаться в жизни детей и принять за них правильные решения: схватить их, когда они сбиваются с безопасного пути, и вернуть на него. Именно так мы и поступали, когда они были маленькими. Но трагедия хорошего родителя состоит в том, что, чем лучше ты делаешь свое дело, тем меньше тебе позволяется вмешиваться и защищать людей, которых ты любишь больше всего на свете. У тебя нет иного выбора, кроме как поверить, что они сами сделают все наилучшим образом, а судьба будет к ним благосклонна. Вот так мама Джо увидела, что ее сын снова счастлив. И в конечном итоге только это имело значение.
Вместе с тем она не отреклась от своей матриархальной власти. Когда мы с Джо поженились, она не упускала случая рассказать мне, как лучше заботиться о мальчиках.
– Я слышала, Хантер себя неважно чувствует, – говорила она. – Ты позвонила доктору Борину?
– Еще нет.
– Позвони ему прямо сейчас. Я перезвоню через десять минуть узнать, что он сказал.
Однако во время той нашей встречи на кухне я поняла всю глубину ее любви к Джо. И мне открылось ее сердце. Она была сильной женщиной, во многих отношениях ставшей для меня ролевой моделью как для матери и бабушки. Я научилась у нее большему, чем могла предположить, когда стояла растерянная и полуодетая на кухне ее сына.
Однако во время той нашей встречи на кухне я поняла всю глубину ее любви к Джо. И мне открылось ее сердце.
В свои последние годы Ма-Ма жила в маленьком домике рядом с нами – мы с Джо подготовили для нее гостевой дом, потому что знали, что рядом ей будет комфортнее. Каждый вечер, прежде чем лечь спать, Джо поднимался к ее дому, чтобы проверить, все ли в порядке. У них был ритуал, которому они следовали каждый вечер: они садились вдвоем и ели мороженое. Ма-Ма всегда следила, чтобы в холодильнике было его любимое, с шоколадной крошкой. Я поддразнивала Джо, когда от него пахло мороженым, как от ребенка, который съел его тайком. Но в душе мне очень нравилось, что они вот так вместе проводят время.
По мере того, как мои дети становятся старше, мы все меньше времени проводим с ними наедине, – и это естественный процесс развития семьи. Матери отходят на второй план, на первый выходят жены, мужья и дети, как и должно быть. Я это понимаю, но, как и у большинства матерей, какая-то часть меня печалится из-за этого. И поэтому мне нравилось, что после всех лет, которые ушли на создание собственной семьи, построение карьеры и прочие важные взрослые дела, Ма-Ма в конце своей жизни вновь обрела эти моменты общения с Джоуи. Это было нечто особенное, и я благодарна, что она была рядом с нами так долго.
Когда пришло время познакомить Джо с моей семьей, я нервничала почти так же сильно, как и перед знакомством с его родственниками. Это были мои первые серьезные отношения с момента развода, и мне было важно, чтобы он и мальчики понравились родным.
Мы встречались уже около четырех месяцев, когда настало время праздновать двадцать пятую годовщину свадьбы моих родителей. Бабушка и дедушка затевали вечеринку под открытым небом: за домом планировалось накрыть ланч и подать торт. Я решила воспользоваться случаем и привезти Джо с мальчиками в Хэммонтон. В этот прекрасный день они познакомились бы со всей нашей семьей.
Я переживала по поводу этой встречи и поэтому хотела сначала побыть с родственниками одна. Я попросила Джо завезти меня к бабушке и дедушке и вернуться через час. Джо с Бо и Хантом поехали съесть пиццу неподалеку.
Когда я приехала, все были в доме. Я сказала им, что