Горобец ненадолго задумался, обдумывая мои слова.

– Возможно, ты и права. Что конкретно ты хочешь сделать?

– Нанести контрудар, прорвать немецкую оборону. Захватить их грузовики и рвануть километров на двадцать на запад, попутно уничтожая все встречные колонны противника. Затем уйти в сторону и ненадолго затаиться, выслав в стороны разведгруппы для разведки местности. Также поиск нашей уцелевшей техники, топлива и боеприпасов. Попутно присоединение к себе небольших разрозненных групп наших окруженцев и затем уже выход к своим. Попутно уничтожение всех мостов, складов, штабов и небольших подразделений противника. Даже если нас и уничтожат, то в любом случае мы нанесем намного больший ущерб противнику, чем при попытке прорваться на восток сейчас, когда нас ждут.

Я все же уговорил Горобца последовать моему плану. Кроме того, к нам еще присоединилась противотанковая батарея из тех самых шести 57-миллиметровых ЗИС-2. В середине дня, совершенно неожиданно для немцев, все мои пять танков рванули вперед, их атаку поддержали противотанковые пушки, а следом за нами и рота пехоты. Из всей бронетехники немецкий батальон, который находился перед нами, имел лишь полтора десятка бронетранспортеров, и девять из них мы смогли захватить целыми, а кроме того, почти два десятка машин, так что проблем с транспортировкой пехоты не возникло. Мы даже с трудом нашли водителей на всю эту технику, а потом двинулись вперед. Первыми шли танки, затем бронетранспортеры и трофейные грузовики с пехотой, а замыкающими – противотанкисты и несколько грузовиков с припасами и автоцистерна.

Мои расчеты оказались верными. Буквально через несколько километров нам повстречался маршевый пехотный батальон, который мы в получасовом бою полностью и уничтожили, причем большую часть времени потратили на отлов разбегающихся немцев. Те ну никак не ожидали встретить на своем пути тяжелые танки русских, которые с ходу открыли по ним огонь из пушек и пулеметов, а почти сразу к ним присоединились и пулеметы бронетранспортеров.

Батальон был чисто пехотный, из всего транспорта лишь несколько подвод с продовольствием и патронами да кухня. Как мне было ни жалко, но кухню пришлось уничтожить: ну не были немецкие кухни приспособлены для транспортировки техникой, только лошадьми. Правда был и приятный сюрприз: кухня оказалась не пустой, за время марша немецкие повара приготовили обед, вот мы после боя и пообедали плотно, все же нас было значительно меньше, чем уничтоженных нами немцев, на которых и готовился обед. Продовольствие мы прихватили с собой, а насчет кухни – я надеялся найти нашу, которую можно транспортировать грузовиком. Уцелевших коней пожалели, просто выпрягли и отпустили.

После быстрого обеда двинулись дальше, не забыв при этом собрать кое-какие трофеи, в основном пулеметы и патроны к ним, еще пистолеты. А спустя час нам ну очень повезло, я даже и мечтать о таком не мог. На нас выехал штаб 18-й танковой дивизии 47-го моторизованного корпуса, чьи части и штурмовали Барановичи. Хоть встреча и произошла практически лоб в лоб, но отправленный вперед мотоциклетный дозор на трофейном мотоцикле сумел нас предупредить о немецкой колонне. А те явно не ожидали такой встречи с тяжелыми танками русских. Передовой дозор из десятки троек мы перестреляли буквально за пару минут, а потом пошел отстрел всех остальных.

Немцы как раз оказались на открытом месте, а мы только выехали из небольшого леска, а потому ничто не мешало нам вести огонь. Мое внимание привлекла роскошная легковая машина, я не знал ее марку; будь это современная машина, тогда да, а ретроавтомобили были для меня неопознаваемы. Вместе с этой легковушкой отвернули и два бронетранспортера, а остальные бросились нам навстречу. Явно, что там сидел какой-то важный чин, а потому, встав на месте, я велел своему наводчику, Роме Томскому, уничтожить бронетранспортеры, а легковушку не трогать.

Пять выстрелов осколочными – и оба немецких бронетранспортера загорелись. Легковушка застыла на месте, но, похоже, ее пассажиры остались живы. Дав команду одной из «тридцатьчетверок» проверить пассажиров этой легковушки, я продолжил вести бой. Вскоре к нам подвели немецкого генерала. Бой уже закончился, и наши бойцы добивали выживших гитлеровцев. Генерал оказался командиром 18-й танковой дивизии 47-го моторизованного корпуса генерал-майором Вальтером Нерингом. Также уцелел и штабной автобус, по которому я приказал не стрелять. У нас было несколько бойцов, которые отлично знали немецкий, вот они и стали быстро просматривать захваченные в штабном автобусе документы.

Вскоре к нам подошел сильно возмущенный Игорь Силуянов с каким-то листком. Это оказался приказ командира дивизии не брать в плен раненых бойцов и командиров Красной армии, а добивать их на месте. После короткого, но ожесточенного спора с Горобцом я все же настоял на своем решении. Командира 18-й танковой дивизии генерал-майора Вальтера Неринга повесили на одиночном дереве, которое росло неподалеку. Ему на грудь прикрепили его собственный приказ, а ниже лист бумаги с надписью уже по-русски: «Категорически не согласны! Бойцы и командиры Красной армии». А ниже еще один лист бумаги уже с надписью по-немецки: «Немецкие солдаты и офицеры, помните, что все, что вы сделаете в России, вернется к вам сторицей. Мы всегда возвращаем свои долги».

Уговорить Горобца было очень сложно. Как только он увидел генеральские лампасы, его словно заклинило. Еще бы, взять в плен самого генерала! Да за такое он как минимум следующее звание получит, а возможно, и Героя Советского Союза дадут, или то и другое вместе. Сейчас, когда у нас одни поражения на фронтах, такая новость значительно поднимет дух как советских войск, так и населения страны, и тут я со своим «давай повесим».

Нет, тут дело вовсе не в моей кровожадности, просто было два момента: во-первых, до наших еще дойти нужно и при этом генерала сохранить, а во-вторых, меня очень разозлил его приказ добивать наших раненых бойцов. Да, мы тоже добивали раненых немцев и не брали их в плен, но мы отступали, и у нас просто не было возможности доставить их к своим, а если так оставить, то спустя месяц-два они, выздоровев, снова будут убивать наших бойцов. Лишь сказав, что это не единственный немецкий генерал в округе и что, находясь в немецком тылу, у нас наверняка представится возможность захватить еще одного, я склонил Горобца на свою сторону.

В вещах генерала нашелся неплохой фотоаппарат и несколько чистых фотопленок. На него и сфотографировали приказ генерала и сам процесс повешения – для отчетности и для пропаганды, как своей, так и противника: типа, что отвечать как за свои приказы, так и за свои преступления придется каждому. А бойцы встретили мое решение с большим энтузиазмом, особенно после того, как Силуянов рассказал им о приказе немецкого генерала.

Быстро собрав трофеи, мы двинулись дальше, а разгром штаба 18-й танковой дивизии заставил ее подразделения на время остановиться. Это обстоятельство позволило дивизии Ахманова, пробившись из окружения, оторваться от противника и, отойдя, занять новые позиции. Он еще удивлялся тому, что немцы неожиданно прекратили наступление, и только на следующий день от пленного офицера узнал о причинах их остановки. По словам гауптмана, штаб 18-й танковой дивизии вместе с ее командиром на подходе к Барановичам был неожиданно атакован тяжелыми русскими танками и полностью уничтожен, а сам командир дивизии, генерал-майор Вальтер Неринг, повешен.