И пусть итальянцы меня простят за мой словесный понос. Если честно, Мазерати потрясающий автопроизводитель. Их машины — это чистое искусство. Красота, скорость. Сочетают в себе элегантность и спортивный дух. В моём стиле на сто процентов. Такую детку я не прочь и сама по-хозяйски себе присвоить. Но не говорить же это всё моему сводному придурку. И так у паренька самомнение зашкаливает.

— Лучше пристегнись, пока твоё милое ангельское личико не припарковалось на лобовом стекле. Я не шучу. Не хочу потом его отмывать. В худшем случае менять. Тут одной натурой не обойдётся. И раскошелиться придётся.

Я не ведусь. Нашёл кого скоростью пугать. Пуганная. Поудобнее располагаюсь в кресле: спинку выпрямляю, руки скрещиваю — то бишь показушничаю.

Однако мой показ гордости в тандеме с тупостью закончился в ту же секунду, когда братец решил, ускорившись, дать резко по тормозам, и моё тело по инерции ринулось вперёд. Идея быть не пристёгнутой, сидя в машине тупоголового братца, в миг становится самой наиглупейшей в моей жизни. Я бы припечаталась, если бы за какую-то долю секунды до столкновения моего носа об переднюю панель его руки под моей грудью нас с ней не разделили.

Какое-то время я даю себе отдышаться, забывая, что мой бешенный ритм сердца чувствую не я одна. Его руки до сих пор на мне. Тёплая ладонь опаляет кожу и пальцы крепко накрепко вонзаются в неё. Мы оба свидетели реакции моего организма. Я по-настоящему испугалась.

— Ты полный кретин, — сплёвываю подходящий ему комплимент и скидываю с себя его руки.

Хватаю подвернувшуюся возможность не делить поровну с ним ограниченные пространством молекулы воздуха и незамедлительно выскакиваю из салона автомобиля, с жадностью наполняясь им вне его границ.

Как набрала нужный темп, так и придерживаюсь его. Без знака «Стоп». Моё альтер эго науськивает вернуться и наказать виновника по всем законам справедливости, но моя главенствующая натура подавляет его желания. Хватит с меня на сегодня.

Я настолько погрузилась в себя, что даже не слышала, как сводный всё это время шёл за мной следом.

— Далеко пошла? — Разворачивает и тянет меня на себя.

— Предлагаю разойтись по-хорошему, ты в сторону своей машины, а я в противоположную тебе. Лады? — Бью взглядом по наглой физиономии. И удерживаю голову, хоть и тяжело смотреть долго наверх. Переросток недоделанный.

— С тебя переговорщик, так себе. На троечку.

И я снова оказываюсь на его плече. Как-то паршиво сразу на душе. Это же может продолжаться вечность, пока ему самому не надоест меня таскать. Меня настигает чувство собственной ничтожности. Скоро себе же самой нужно будет приобретать микроскоп.

Меня доставляют до пункта отправки малогабаритного груза. Только на этот раз уже повезёт не джентльмен. Поскольку двери открывать мне никто не собирается.

— Садись, либо затолкаю без особых нежностей, — сводный приглашает сесть в салон его автомобиля. Это я так его слова интерпретирую. Он у меня очень чуткий и заботливый.

— А садисты разве когда-то бывают нежными? — Кусаюсь в надежде прокусить хоть один важный орган у брата. И в очередной раз убеждаюсь — пустая трата времени и сил.

— Давай проверим, — и мягко придерживая мой подбородок под определенным градусом, целует меня в губы.

Глава 16. Рита

Мы проходим все стадии от нежности до грубости. От мягкости его рук на подбородке и до варварства на затылке. Волосы натянуты как струны. Губы взяты в плен. Их зверски терзают. Никакой пощады. Только сильные морозы Ермаковской Сибири способны были бы так кровожадно их истязать. Братец характером не уступает данному региону. Трескает мои губы, покусывая своими зубами, и смачивает их своим влажным языком. Действия повторяются. Однако скучно от монотонности вовсе не становится. Лишь всё сильнее внутри разгорается.

Моё тело начинает жить отдельной взрослой жизнью, сказав разуму короткое «ариведерчи». Оно ведётся, поддаётся этому человеку. Ему будто не чуждо то, что мы сейчас вытворяем. Не знакомимся друг с другом, а словно пытаемся насытиться после долгой разлуки. Знаем каково, потому дико жаждем это заполучить себе обратно.

Мы вошли во вкус. И дошли от сражения до поражения, к моему полному подчинению. Он занимает доминирующую позицию. Моя усаженная на капот задница, его руки, спустившиеся с небес ко мне на бёдра и властно господствующие на них. Между нами нет ни единого свободного пространства.

Напряжение царит во всём, и его пах не является исключением. Там несколько вольт проходит с частотой в секунду. Он каждый раз извещает мою даму, что он здесь, рядом. Вроде нечего переживать, стража стоит на посту, однако несколько ударов подобных бою курантов и влажный пальчик, идущий в меня на разведку, быстро отрезвляют.

Терять девственность среди лесной рощи, ещё и со своим сводным кошмаром приведёт к бессоннице и желанию заново переписать с этого момента свою жизнь. Лишь бы вернуть внутреннюю целостность и подарить право меня раскрыть одному любимому и единственному. Мой благоверный меня пока что не отыскал, но это не значит, что его подарок я должна передаривать первому попавшемуся, кто на него покуситься и своими пальчиками начнёт развязывать красный бант.

— Максим, пожалуйста, остановись, — руки, которые недавно блуждали по твёрдой спине, нащупывая перекатывающиеся мышцы, и пребывающие в восторге от того насколько физически слажен сводный, теперь просят завершить массажный сеанс моего клитора до того, пока я не начну наслаждаться звёздным небом закрытыми глазами и кричать в экстазе и благодарить всех и вся за вселенскую красоту.

— Руки убери от меня, — я уже не прошу, а требую. Со стороны явно похожу на переигрывающую целочку. Сначала такая на вид вкуснятина. Кушайте меня «ам-ам», а как ближе к делу и чувствую на себе первый укус, так сразу от страха голову в штаны. Уточняю, в свои штаны, чтобы вы не подумали, что во мне столько противоречий.

Не спешу угрожать тем, что я как резаная буду вопить, звать всех подряд к себе на подмогу, а если никто не успеет вмешаться и я всё же стану официально женщиной, что первыми, кого оповещу о гибели моей целомудренности по дурости своего сводного, будут мать и отчим, наши любимые и понимающие предки. Где-то глубоко я была в нём уверена — отпустит. Мирно. Одичавший зверь с иногда проскальзывающими человеческими поводками. Я как-никак помню, кто заступился за меня в клубе. С того случая не много времени прошло. Да и разбитые костяшки у братца каждый раз освежают память и напоминают о наказании виновных лиц.

Он отходит от меня. Руки в