Навстречу идёт компания пацанов. Лет десять, наверное. Они старше. Мне всего лишь пять. Или шесть…Воспоминание смутное. Нечеткое. Я вижу их и сразу понимаю, сейчас начнется…

— Куда собрался, Вонючка⁈

Один из пацанов бросается наперерез и подставляет подножку. Я па́даю. Лечу носом прямо в грязь. Из моих рук выскакивает мешок, в котором лежат голуби. Я смог убить трёх птиц. Я был так горд этим. Три птицы! Еды хватит на неделю.

— Ого! — Еще один пацан подбегает совсем близко и с размаху пинает меня в бок ногой. Прямо под ребра. Острая боль взрывается где-то в районе живота. Почему живота?

— Круто! Пожрём, парни! — Кричат пацаны.

Я лежу мордой в грязи и ненавижу их. Сильно ненавижу. Поднимаю руку, на ней — кровь. Много крови почему-то. Нет…так не было. В тот раз я просто поцарапался о камень. Почему столько много крови… Смотрю на ладонь, с которой стекают и падают на землю ярко-алые капли. Нужно облизнуть. Слюна лечит. Так говорила бабка. Она, правда, еще всегда говорила, что надо помочиться на рану, но сейчас я к такому не готов. Прижимаю ладонь к губам и плюю на нее. А еще, мне кажется, я плачу. Наверное…

Меня вдруг снова неведомая сила хватает за шкирку и швыряет вниз. Опять темно. Я слышу грохот. Взрываются снаряды. Я точно знаю, что это снаряды.

— Рядовой Романовский! Не ссым! Родина ждет, значит, надо. Все слышали? Всем понятно? Вон, посмотрите на Романовского. Того и гляди обосрется, но автомат держит крепко. Да, рядовой?

Я моргаю и вижу в темноте, как рядом скалится в тридцать два зуба…капрал. Да. Такое звание у него. Капрал Дивов. Редкостная сука. Но в одном из боев он спас меня. Неожиданно. Просто прикрыл собой. Не знаю, почему.

— Ну, ребятушки, в атаку! Давайте, парни! Россия-матушка далеко, но если мы уступим здесь, то вся эта шваль придет к нашим границам!

Я думаю, какие на хрен, границы? Мы — на Африканском континенте. Бьемся за территории, которые нам вроде нужны, но, если честно, не очень. Просто «Рубин» открыл новые месторождения и кое-кто из наших зарубежных «партнеров» этому не рад. Поэтому завязался конфликт. Они хотят забрать небольшую страну, а мы не хотим отдавать. У нас такой приказ. Приказ, который стал итогом желания одной Корпорации владеть этим чертовым месторождением. Суки…Когда же они нажрутся своим баблом?

Совсем рядом снова взрываются снаряды. В голове стоит гул. Я не слышу ни черта. Из носа что-то горячее стекает на подбородок. Я провожу пальцами. Сейчас раннее утро, но еще стоит сумрак. Однако я вижу на своей ладони кровь. Опять ее слишком много. Из носа не может так литься. Нет! Я не сдохну в этой поганой африканской жопе. Хрен вам всем!

Я хватаю руками пучки какой-то выжженной травы и начинаю пихать их себе в нос. Так надо. Надо остановить кровь.

Меня снова подкидывает, как мяч футболиста, а потом тянет вниз, в темноту.

Я в гостинице. Дешевый мотель у дороги. Иду по коридору. Не таясь. Открыто. Я знаю, что моя цель сидит в одном из номеров. Думает, что смог сбежать, обхитрить Особый отдел. Обхитрить меня. Сопляк. Никто не может скрыться от Ликвидатора. Не допущу этого. Вы — паразиты. Вас надо давить. Вы погубили все, что было. Долбанные жертвы экспериментов. Никто не знает правды. А я знаю. Я точно знаю, почему третья мировая закончилась так. Из-за вас, уроды…

Останавливаюсь возле номера, смотрю на дверь. Буквально секунду. А потом ударом ноги сношу ее к чертовой матери. Персонал прячется в подсобке. В коридоре нет ни души. И никто не высунет носа. Они знают, что сейчас в гостинице проходит операция Особого отдела.

В комнате полумрак, работает телевизор. Идут мультфильмы… Мне становится смешно. Мультики, млять…С бугра на бугор бежит толстый медведь. За ним скачет маленькая свинья с воздушным шаром. На кровати сидит пацан. Ему десять. Хитрый жук. Продержался три года. Просто не ходил в школу. Сбежал. Прятался. Жрал крыс из канализации. Но три года — это мощно. Это — отличный результат. Хороший потенциал. Опасный. Пацана необходимо утилизировать сразу. Без проволочек.

— Не надо…– Он вскакивает на ноги и пятится к окну. На его лице — выражение ужаса. Он знает меня. Понимает, что сейчас произойдет.

Парень тужится изо всех сил. Будто никак не получается сходить в туалет. Лицо у него покраснело. Перекосилось. Пытается использовать телепатию. Пытается вызвать у меня галлюцинации. Он преуспел в этом. Не знает, что на мне защита. Я подхожу совсем близко, протягиваю руку, чтоб схватить его за шею и…И что? Задушить? Нельзя. Я должен официально арестовать его. Мой взгляд опускается. Я вижу, что рукав форменной рубашки особиста пропитался кровью. Ее слишком много. Она капает с мокрой ткани прямо на пол. Я хватаю себя за предплечье, сжимаю его и говорю вслух.

— Давай, останавливайся! Срастайся, падла такая!

Чувствую, как болью пронзает конечность. Мышцы сводит, будто от сильной, неимоверно сильной судороги. Я ощущаю, как по-настоящему во мне что-то происходит. Боль такая, что я хочу заорать в голос. И срать, кто обо мне, что подумает. Это странно, но я уверен, сейчас каждая мышца раненной руки восстанавливается сама. Растёт. На самом деле, растет.

— Какого черта?

Я смотрю на эту руку и не понимаю. Откуда кровь? В тот раз не было крови. Точно это знаю. Ее просто не могло быть. Пацан даже пискнуть не успел. Передо мной снова появляется испуганное детское лицо десятилетнего Псионика… А потом…

— Пошёл вон! — Громкий голос взрывается в ушах.

Меня со всей силы лягнули в бедро. Черт! Реально. Просто засандалили пяткой со всей дури. Я отлетел назад, упал на спину. Открыл глаза. Открыл глаза? Кабинет Романовского. Светло. Рядом причитает Лина и матерится Ликвидатор.

Я принял сидячее положение, а потом бестолково уставился на эту звезданутую семейку. Романовский был бледным. Очень бледным. Но при этом он смотрел на меня весьма даже бодренько. Со злостью смотрел. С такой сильной, что если бы взглядом можно было убить, меня бы уже ошметками раскидало по комнате. И дерется ногами он, кстати, слишком активно для умирающего. Не сильно похоже, что этот человек только что собирался откинуть ласты.

— Больше никогда не смей ковыряться в моей голове. — Прошипел Романовский. — Попробуешь снова выкинуть что-то подобное, я тебя уничтожу. Понял?

— Знаете что⁈ — Вот тут накрыло меня. Реально. Такое бешенство взорвалось внутри, что стало вообще по хрену на все. — Попробуете еще раз учить такими способами, пальцем не пошевелю. Сдохнете в своей крови или в моче. Говорят, перед смертью и такое случается. Прежде, чем делать что-то подобное, надо было спросить, готов ли ученик. Я не знаю, как собирать по частям руки. Не знаю, потому что понятия не имею, из чего ваша дебильная рука состоит. Я, блин, не медик! Ясно⁈ Мне даром не нужны особистские поганые мысли. Ковырятся в них — мало радости. Надо было заставить Ваш мозг сделать то, что может сделать лишь мой мозг. Врубаетесь⁈ Ни черта не вышло из идиотского эксперимента. Ясно⁈ Ни-чер-та! Я не смог запустить психометаболизм, чтоб вылечить Вас. Хрен там в нос, а не хороший результат.

— Ну, я бы так не сказала…– Тихо произнесла Лина. Потом повернулась ко мне и подняла вверх руку Ликвидатора. На том месте, где был охранительный разрез, шел аккуратный шрам. Даже не шов. Сука, шрам! Будто рана зажила уже давно!

— Этого не может быть…– Я затряс головой и начал отползать назад. Прямо, как сидел на заднице, так и пополз. Спиной. Отчего-то меня до глубины души поразил этот чертов шрам.

Времени прошло… Да не больше пары минут. Физически невозможно. Это противоречит всем законам природы.

— Когда ты отключился, у него будто приступ эпилепсии начался. Я чуть не поседела. Отец при смерти, ты без чувств…– Тихо продолжала говорить Ангелина. Хотя я, к примеру, ничего этого знать не желал. — Веки приоткрылись, а зрачки закатились куда-то вверх. И трясло еще. Да… Его трясло сильно. И он кричал. Ему было больно. Но я видела, как затягивается все это…

Девчонка кивнула на предплечье отца. Его руку она по-прежнему держала в своей.

— Не могу объяснить… Но…