– Я налегке. Вещи привезу завтра или послезавтра, а пока обойдусь тем, что есть.

– А на работу не надо?

– Нет, я сейчас в отпуске.

– Счастливая, – сказала со вздохом Шеннон. – А вот мне только пару часов и удалось выпросить.

– Тебе помочь? – Элси кивнула на чемодан.

– Честно говоря, я была бы тебе очень признательна. Без Перри я бы с ним не справилась.

– Твой парень?

– Нет, работаем вместе. – Шеннон с сомнением посмотрела на чемодан. – Давай попробуем взять вдвоем.

Через пять минут сумка и чемодан уже стояли в комнате.

– Огромное спасибо, Элси. Я твоя должница.

– Послушай, ты разберись с вещами, а я пойду на кухню, сделаю по чашечке кофе.

– Не беспокойся, я…

– Без проблем. К тому же мне и самой не помешает чуть взбодриться. Будешь готова, спускайся.

– Спасибо.

Только придя в кухню, Элси вспомнила, что не принесла с собой никаких продуктов. Порывшись в шкафчиках, она отыскала полбанки молотой арабики, пакет с хлебцами для тостов, а в холодильнике сливочное масло, сыр, ветчину и несколько яблок.

– Спасибо, миссис Кэвендиш, – пробормотала она, и в этот момент в дверь позвонили.

– Я открою, – крикнула из гостиной Шеннон и, заглянув в глазок, добавила: – Это Грейс.

– Веди ее сюда, у меня все готово, – отозвалась Элси. – Позавтракаем вместе. Втроем все-таки веселей.

Вечером того же дня в комнате на втором этаже бара «Грязные пальцы» собрались те же, что и парой дней раньше, трое мужчин.

Шон Маллиган молча пил темное ирландское пиво. Марвин потягивал красное испанское вино. Самым большим патриотом оказался Флэш, прихлебывавший виски из серебряной фляжки.

Прикончив бутылку, Маллиган отодвинул ее в сторону, громко рыгнул и закурил.

– Давай, Флэш, что у тебя?

Флэш подтянулся и вытер мокрые губы.

– Поставил своих парней присматривать за особняком. Разговаривал с ними час назад. Старуха уехала вчера вечером на такси. Вроде бы в Хитроу. Дом она заперла. Сейчас в доме кто-то есть, какие-то девчонки. Двое или трое. Свет горел на всех этажах.

– Что еще?

Флэш пожал плечами. Вообще-то он проявил редкую активность, нашел людей, организовал наблюдение, установил связь, но, когда подошла очередь докладывать, вдруг выяснилось, что говорить почти не о чем.

Шон Маллиган от упреков однако воздержался и перевел взгляд на Марвина.

– Говори.

– У меня информации немного больше, чем у… коллеги.

Флэш бросил на него злобный взгляд, но промолчал.

– Старуха действительно улетела. В Америку. Дом она сдала на год. Это во-первых. Во-вторых, особняк ночью не пустовал – в нем ночевал внук старухи.

– Какой еще внук? – пробурчал Флэш.

Марвин не обратил на реплику никакого внимания.

– В-третьих, в доме будут жить трое. Три женщины. И, наконец, четвертое: того, что нам нужно, найти пока не удалось.

– Что предлагаешь? – спросил Маллиган, гася сигарету в пепельнице, изготовленной в форме черепахи.

– Предпринимать какие-либо действия можно только тогда, когда мы установим местонахождение объекта.

– И кто его будет устанавливать, это самое местонахождение? – ухмыльнулся Флэш. – Ты, что ли?

– Может быть, если понадобится, – спокойно ответил Марвин. – Но вообще-то я полностью полагаюсь на своего человека.

– Это кого же? – снова подал голос Флэш.

– Не твое дело, – отрезал Марвин и, повернувшись к Маллигану, достал из-под пиджака сверток. – Возьми, Шон, просветись.

– Это еще что? – проворчал хозяин, срывая упаковочную бумагу. Под бумагой обнаружилась книга в твердом переплете с золотым тиснением: «Джозеф Мэллорд Уильям Тернер. Жизнь и творчество».

– Это еще что? – Маллиган отодвинул книгу на край стола. – Мне просвещаться поздно. Давай покороче и своими словами.

Марвин пожал плечами.

– Как хочешь. Этот парень, – он ткнул пальцем в альбом, – сын парикмахера. Учился, а позднее преподавал в Королевской академии. В отличие от многих других художников славу и богатство познал еще при жизни. Картину, о которой идет речь, написал в тысяча восемьсот двенадцатом году. Называется она «Снежная буря. Переход Ганнибала через Альпы». В последние годы отличался скрытностью характера, так что о существовании копии, или второго варианта, «Бури» могли знать только близкие.

Маллиган кивнул.

– Покажи-ка мне эту «Бурю».

Марвин перелистал страницы.

– Вот, слева.

С минуту ирландец рассматривал картину, потом покачал головой.

– А где же тут Ганнибал?

Рабочая неделя заканчивалась, и Грегори собирался нанести визит бабушкиным постояльцам. Он сходил бы и раньше, но сначала пришлось срочно съездить в Бирмингем, где забраковали крупную партию прибывшей из Малайзии древесины, а потом Тара предложила сходить на премьеру нового американского блокбастера, так что ни одного свободного вечера не нашлось.

Грегори заканчивал оформление заявки на отправку груза китайского текстиля, когда Сэм Коннелли, деливший с ним кабинет, ткнул пальцем в газету.

– Ну и ну! Вот так дела. Ты это видел?

– Что? – не поднимая головы, спросил Грегори.

Сэм занимал должность технического эксперта, но при этом редкая въедливость и дотошность во всем, что касалось исполнения служебных обязанностей, сочетались у него с поразительной наивностью в делах житейских. Сэм верил всему, что писали газеты. Если утренний прогноз погоды сообщал, что день будет ясный и безоблачный, он оставлял зонтик дома, пусть даже горизонт уже затягивали темные тучи.

– Убийство. На Уотфорд-стрит. Жертва какая-то девушка, то ли румынка, то ли русская.

Грегори пожал плечами. Жестокость в природе людей, и с этим ничего не поделаешь.

– Пишут, что убийца почти отрезал ей голову, – продолжал Сэм. – Вот зверье. Знаешь, я все-таки за смертную казнь. Вот, к примеру, американцы…

Его философские рассуждения прервал телефонный звонок. Грегори поднял трубку.

– Милый, ты?

– Тара? – удивился он. Никогда раньше она не звонила ему на работу. Он даже не помнил, чтобы когда-то давал ей этот номер. – Что случилось?

– Ты не рад, что я позвонила?

– Конечно, рад, только сейчас не самое лучшее время. Хочу поскорее оформить кое-какие документы и…

– Если хочешь, я могла бы заехать за тобой… – В голосе Тары проскользнули многообещающие нотки. После той ночи в особняке им никак не удавалось побыть наедине: она отказывалась идти к нему, а он не мог предложить ничего лучшего.