Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, посуди сам, — терпеливо объяснял он. — Вот стоит взвод. Три десятка воинов в три шеренги. Как ты посчитаешь, сколько их?
— Да любой дурак знает, что во взводе тридцать воинов, — покровительственно похлопал его по плечу Арни. — Дерьмо твоя математика.
— М-да, — почесал затылок Берислав. Очень часто его красивые и логичные доводы разбивались о практическую сметку этого сироты. — О! Колокол звонит! Построение. На обед сейчас пойдем.
— Не слышал, что сегодня дают? — плотоядно облизнулся Арни. — Жрать охота, просто сил нет.
— Там стряпуха новая, — с сожалением ответил Берислав. — Я не знаю ее.
— Это что же, пропала моя добавка? — лицо Арни обижено вытянулось. Он вечно не мог наесться.
— И не говори, — горестно вздохнул Берислав, который тоже отличался зверским аппетитом, несмотря на субтильное телосложение. — Куда-то нашу тетку Росяну перевели. Жалко, до слез просто. Только-только наладили с ней все… Всех ее внуков наизусть выучили… Э-эх!
— Ну, пошли! — Арни без сожаления захлопнул книгу по математике и сунул ее под подушку. — Авось пронесет. Авось не спросят завтра.
— Нет, ты выучишь сегодня домашку! — с нажимом сказал Берислав.
— Не то…? — опасливо скосил на него глаза товарищ.
— Не то я драться с тобой буду! — решительно сказал княжич.
— Да ни за что! — взвился Арни. — Да что б ты провалился, гад! Надо мной же до сих пор смеются!
Через четверть часа гомонящая толпа мальчишек из шестой роты ввалилась в здание столовой, где они, похватав тарелки и ложки, выстроились за едой. Большой зал под соломенной крышей был плотно уставлен грубыми столами и лавками. Одно отделение — один стол. Поел — уходи, не задерживай товарищей. Тут просто прорва народу, и все жрать хотят. Очередь двигалась быстро. В грубые глиняные тарелки стряпухи накладывали харчи, двигаясь мерно, словно неживые. Подошел к первой — на тарелку шлепается черпак каши. Подходишь к другой — получаешь кус селедки. Подходишь к третьей — в тарелку падает немного квашеной капусты. Четвертая дает хлеба… В столовке стоял глухой стук деревянных ложек и шумное чавканье юных воинов, у которых с самого утра маковой росинки во рту не было.
— Селедка сегодня! — Берислав ткнул товарища локтем, когда подошла их очередь. — Вот поедим сейчас! Скажи, Арнеберт?
— А то, — довольно зажмурился Арни, стоя напротив здоровенной румяной тетки лет тридцати с небольшим, что положила ему на тарелку ковш каши.
Стряпуха, услышав его имя, вздрогнула и подняла глаза на мальчишку. Она не произнесла ни слова, только смотрела на него выпученными глазами, из которых вдруг брызнули потоки слез. Ее губы и руки затряслись, а румянец ушел с лица совсем, словно и не было его.
— Почтенная! — начал было Арни. Он всегда так делал, когда клянчил добавку, но сейчас замолчал. Мальчишка выронил из рук тарелку, которая разлетелась на куски, упав на пол. Арни едва выдохнул. — Мама?
— Арни? — стряпуха схватилась за сердце и закричала в голос. — Арни! Сынок! Я молилась Богине, чтобы она вернула тебя!
Женщина забилась в рыданиях, устроив в столовой нешуточный переполох. Мальчишки бросили есть, и с открытыми ртами смотрели на ревущего белугой воина Арнеберта, на воющую дурным голосом стряпуху, вцепившуюся в ревущего воина Арнеберта, и на других теток с кухни, которые хлопотали вокруг них, как ополоумевшие наседки. И только Берислав смотрел на все это с легкой понимающей улыбкой, не забывая подносить ложку ко рту. Он все-таки изрядно проголодался.
Через полчаса мать и сын стояли в кабинете главы школы боярина Хотислава. Он уже слышал о случившемся в его школе происшествия, и ломал голову, что бы все это могло значить. Он верил в богов, но явленных ими чудес не видел никогда. И вся эта история выглядела крайне подозрительно, учитывая, что этот не по годам крепкий малец был товарищем самого княжича Берислава. Предчувствие боярина било в набат. Определенно, от этого дела тянуло Тайным приказом, а боярин старался от такого держаться подальше. Да и любой нормальный человек в княжестве избегал общих дел с псами государевыми, если для этого была хоть малейшая возможность. А вот заплаканная пара, которая вцепилась друг в друга мертвой хваткой, стояла теперь перед Хотиславом, выражая мимикой своих лиц примерно ничего. У них в этой жизни уже случилось все, что только возможно.
— Так как, говоришь, ты попала сюда? — спросил боярин, а когда прослушал сбивчивый стряпухин рассказ, окончательно уверился в своей правоте.
К демонам все! Не полезет он в это дело. Он видел эту бабу, когда ее привели сюда, но даже разговаривать с ней не стал, отослав сразу на кухню. Мало, что ли у него стряпух из разоренных походами земель? Да через одну!
— И сама княгиня Людмила тебя благословила, говоришь? — уточнил Хотислав. — А ты Богине молилась, чтобы она тебе сына вернула. А на капище тебе боярин Горан посоветовал сходить. Что ж, все понятно…
Баба, стоявшая перед ним, дрожала мелкой дрожью, а ее пальцы свела судорога. Она так вцепилась в руку своего сына, что у него уже кисть синеть начала. Только он не чувствовал ничего.
— Тебе нельзя тут быть, — сказал Хотислав. — У нас тут без мамок живут. Уйти тебе придется, женщина.
— Не губи, боярин, — стряпуха повалилась ему в ноги. — Только ведь сына нашла! Не разлучай нас! Я столько ночей проплакала, когда его вспоминала!
— Да я и не разлучаю, — удивился Хотислав. — На побывку отпускать будем, как всех, у кого родители живы. Я скажу, где у тебя новая служба будет. А пока иди, баба. И пацана своего не задуши. Он задохнется, того и гляди.
Мать с сыном вышли, а Хотислав открыл резной шкафчик с петлями, откуда достал початую бутыль и серебряную чарку. Это дело на сухую не шло никак. Он налил себе почти до краев, выпил одним глотком и довольно крякнул.
— Воина Иржи из шестой роты мне позовите! — крикнул он страже, придя в нужное для серьезного разговора состояние.
— Чудо, значит, сотворить решил, — бурчал он себе под нос. — С живыми людьми наш мальчик решил поиграться! Коготки точит. Что же из тебя вырастет, когда ты в положенные лета войдешь! Подумать страшно! Да как же непросто с детьми государя нашего! А еще княжича Владимира вот-вот пришлют! Нет, я своей смертью точно не помру.
А за дверью его дома на бревне сидела любящая мать, которая обнимала вновь обретенного сына и негромко всхлипывала. Она до сих пор не верила, что это