В купе у вас три соседа. Их недостатки, какими бы вопиющими они ни были, обычно можно вынести в течение восьми часов. Если вы, не дай бог, попали в плацкартный вагон, вам приходится мириться с тем, что вас видят все проходящие по коридору, а человек шесть-семь из ближайшего окружения маячат у вас перед глазами постоянно. В сидячем вагоне вы оказываетесь в центре рыночной площади в базарный день. Бесцеремонные кавказцы тащат по проходу тяжеленные «челночные» сумки и переговариваются так гортанно и громко, будто находятся на горных вершинах, разделенных цветущей долиной, и ничего, даже простенького мегафона, у них для общения нет. Хронически веселые студенты спотыкаются о вас и обливают вас пивом, извиняются, обнимают и приглашают присоединиться к компании. Темпераментные парочки занимаются контактным сексом, даже не потрудившись взять у проводницы одеяло.

_____

Спектакль получился полемическим. Критики мхатовскую «Белую гвардию» и хвалили, и ругали, и запутывали следы дифференцированным подходом: «Художественный руководитель молодец, но режиссер не потянул», «Режиссер собрал потрясающую команду, но занимается она не тем, чем нужно». Критики критиками, а поклонники Хабенского и Почеренкова спектакль ревниво отсмотрели и заобожали кумиров еще больше.

На «Белой гвардии» мы сидели в середине партера. Большая сцена МХАТа была забита. Люди шумели на галерке, свешивались с балконов, телевизионщики устанавливали камеры в узких проходах. Первое действие прошло на «ура», но на втором некоторые зрители не выдержали. От лицезрения убиенного Турбина, который лежал босой на железном полу минут двадцать, а то и больше, нас с Зухус отвлек странный звук. Молодой человек, сидевший впереди, спал на плече своего отца или старшего друга. Внезапно он проснулся, вскрикнул, что-то забормотал. Весь зал отвлекся от происходящего на сцене и повернулся в нашу сторону. Молодой человек устроился поудобнее и удовлетворенно захрапел. Гетман уходил из беззащитного Киева, и полковник Алексей Турбин уже ничем не мог ему помочь.

В самый первый день, когда спадает летняя жара, кажется, что люди светятся изнутри каким-то теплым светом. Это необычайно красиво — загар в первый пасмурный день.

Однажды я была ранена дробью. Даже не ранена, а просто одна дробинка попала мне в кисть, между большим и указательным пальцами правой руки. Дробинка вошла косо под кожу, неглубоко.

Меня отвезли к врачу. Им оказался пожилой человек, совсем старик Симпатичный. Кажется, мы где-то встречались раньше. Врач осмотрел мою руку, сказал, что надо вытащить дробину, и ушел за инструментами. Перед этим он похлопал меня по плечу, улыбнулся и сказал: «Не втягивай голову в плечи. Это не так уж и страшно».

Я хорошо помню свою ранку: почти нет крови, засохший след от дробины на поверхности кожи и черная точка внутри. Просто царапина.

Мы сидели в поезде «Юность». Не совсем, конечно, сидели, так как Зухус стояла. По ее словам, ей так было легче, и, вообще, сидеть она устала. Сначала мы терпеливо сидели-стояли, потом один из наших попутчиков начал храпеть. Его храп был не то что художествен, а как-то угрюм и бесконечно зловещ. Мы с Зухус посмотрели на часы: поезд «Юность» упорно стоял у платформы Ленинградского вокзала и не делал ни малейших попыток сдвинуться с места.

Мужчина зловеще храпел, я его передразнивала, усталый неспящий народ смеялся, Зухус стояла, проводница игнорировала наши вопросы. У меня начала болеть спина. Я встала и предложила Зухус найти начальника поезда. Зухус сначала восприняла мое сообщение крайне болезненно: видя, в каком я нахожусь состоянии, она не исключала возможности драки между мной и начальником данного поезда.

— Ну, Зухус, ну пойдем, ничего страшного не случится, а то комедия какая-то, честное слово, ну, Зухус, ну пошли…