Джейн изобразила отвращение, но тотчас принесла льняной воротник и шапочку. Воротник она надела на шею Джорджии и застегнула его – фалды ниспадали спереди и сзади, и горничная тщательно заправила их под корсаж.

– Точь-в-точь монашка! – удовлетворенно произнесла Джорджия. – Это хоть сколько-нибудь утихомирит сплетни о Скандальной графине.

– Скандал-то именно в том, что все вас так величают, госпожа, но выглядите вы и сейчас совсем как девочка. Присядьте-ка, а я застегну ваш капор.

– Тут, полагаю, дело вовсе не в моих годах. – Джорджия покорно присела. – В «Приюте Данаи» есть девушки, которые были изнасилованы… и другие, которые весело и легко пошли по пути порока в четырнадцать…

«Приют Данаи» был известным в городе прибежищем для опозоренных служанок.

Джейн стянула пышные волосы Джорджии и крепко-накрепко заколола.

– Однако вам не след с такими якшаться.

– А леди Родгард прилично быть патронессой подобного заведения? А леди Уолгрейв? А герцогине Эйтон?

– Все они куда старше вас, миледи. – Джейн закрепила последнюю шпильку и натянула на головку Джорджии капор, укрывший почти все волосы сзади. Джорджия и спереди убрала под капор все, что только можно было. – Наденете украшения, миледи?

Выйти к обеду вовсе без украшений, за исключением венчального кольца? Чересчур эксцентрично. Тогда что выбрать?

– Жемчужные серьги, – сказала Джорджия, вынимая из ушей золотые, в которых обычно ходила. – И мой траурный браслет.

Когда Джейн воротилась, Джорджия надела серьги и замкнула траурный браслет вокруг своего правого запястья, скорчив при этом унылую мину. Черная с серебром лента была украшена хрустальным флакончиком, внутри которого находился локон каштановых волос Дикона. Глядя на это «украшение», она всегда вспоминала его мертвое тело.

Джорджия взглянула на маленький портрет, стоявший на туалетном столике, – он всегда ей очень нравился. На нем Дикон был изображен улыбающимся, в изысканном модном костюме, полный жизни и радости. Она поцеловала кончики пальцев и коснулась изображения, но стекло было холодно – точь-в-точь тело Дикона, когда она коснулась его тогда, в день его смерти…

Она сглотнула комок в горле и поднялась, оглядывая себя в высоком зеркале.

– Боже праведный! Бофор и остальные наверняка даже не заметят моего присутствия.

Джейн вместо ответа лишь хмыкнула.

Джорджия надела простые черные туфельки:

– Наверное, это даже приятно – когда тебя вовсе не замечают. Ты будто привидение, явившееся в разгар празднества.

– Весьма странная мысль, особенно для леди Мей, – ответила Джейн.

Да, весьма странная. Джорджия взяла серый веер, протянутый служанкой, и вновь повернулась к зеркалу. Убрала упрямый рыжий локон под капор и разгладила невидимую складочку на корсаже.

Она тянула время.

– Однако довольно мешкать, – произнесла решительно и вышла из комнаты.

Сойдя по лестнице, Джорджия услышала разговор, доносящийся из кабинета у террасы, и замешкалась. Но тотчас устыдилась собственной робости – однако отчего-то сердце ее колотилось как бешеное. Никогда прежде она не испытывала подобного страха! Взрыв смеха, донесшийся из покоев, потряс так, словно там насмехались именно над ней.

Лакей, маявшийся в прихожей, придирчиво ее изучал. Чтобы хоть как-то объяснить задержку, Джорджия спросила:

– Лорд Дрессер уже прибыл?

– Да, ваша милость. Но я видел, как он только что вышел на террасу.

– Благодарю, – искренне сказала Джорджия и направилась к другим дверям, также ведущим на террасу.

Это было явным проявлением трусости, однако можно было представить и как проявление чувства долга. Ведь лорда Дрессера препоручили ее заботам – а похоже было, он только что покинул общество… Бедная рыбка, вытащенная из воды! Впрочем, этот моряк, лишенный моря, наверное, более всего напоминает кита, выброшенного на берег волной… Грузного, беспомощно барахтающегося.

Джорджия миновала прихожую и вышла на террасу, но там замешкалась. На террасе она увидела одного-единственного джентльмена – человека в простом коричневом сельском костюме. Он стоял к ней спиной. Должно быть, это и был лорд Дрессер. Но он ничуть не напоминает выброшенного на берег кита. Широкие плечи, длинные мощные ноги… Но, боже всемогущий, что это он делает?..

Дрессер официально был представлен гостям лорда Эрнескрофта – и ни одна из леди не лишилась чувств. Некоторым явно было не по себе – однако он тотчас же избавил их от необходимости себя лицезреть, выйдя через распахнутые двери на террасу. Столько времени проведя в море и на чужбине, он не уставал наслаждаться видом английских сельских пейзажей.

Он поднялся и вышел на каменную балюстраду – его развлекало ее сходство с палубой корабля, не хватало лишь бескрайнего моря, простирающегося до горизонта, да пения ветра в парусах. Вместо серых пенных валов его окружало буйство зелени искусно ухоженного парка, а единственной музыкой тут было щебетание птиц. Пение английских птиц звучало истинной музыкой для его ушей.

Он глубоко вздохнул и вдруг уловил нежный аромат, доносящийся откуда-то снизу. Он перегнулся через парапет террасы, пытаясь распознать источник благоухания. А-а-а, розы, и еще жимолость, и еще какое-то вьющееся растение, карабкающееся вверх по стене. Однако где же само сильное, но непритязательное на вид растение, по стволу которого карабкается лоза, украшенная бледными пахучими цветами?..

– От души надеюсь, что вы не вознамерились покончить счеты с жизнью, лорд Дрессер.

Он выпрямился, однако не торопился оборачиваться. Если этот низкий чувственный голос не принадлежит Цирцее, он будет жестоко разочарован. Однако он принадлежал именно ей – леди Мейберри, с дразнящим блеском огромных синих глаз, была столь же совершенна, как и ее изображение, несмотря на серое платье и скромный капор, скрывший почти все богатство ее волос.

Да что там, она была куда привлекательнее картинки. И даже в этом скромном сером обрамлении она прямо-таки лучилась жизнью.

Дрессер не без труда овладел собой и поклонился. У него едва не вырвалось: «Леди Мейберри», – однако вовремя вспомнил, что он тут человек новый и не должен бы ее узнать.

– Вероятно, вас предупредили о моем присутствии здесь, мадам, и вам известно, кто я такой.

Джорджия присела в реверансе:

– Я графиня Мейберри, милорд, дочь лорда Эрнескрофта. Он просил меня окружить вас заботой, поэтому, опасаюсь, он был бы разочарован, если бы вы вдруг оробели при первом же знакомстве с людьми его круга.

Дрессер с удовольствием отметил, что она умна, к тому же обладает завидным чувством юмора и, что самое удивительное, не дрогнула при виде его обезображенного лица. Да, ее наверняка предупредили – и тем не менее удивительно, что она встретилась с ним взглядом, не выказав и тени смущения! Непохоже также, что она в курсе… определенных планов в отношении их двоих. Вообще-то он был сторонником честных сделок, однако сейчас предпочел бы забыть обо всем и попросту наслаждаться.