Нет уж! Лучше верить безумию старухи и прожить этот день на подъеме, в радости, в деятельности, предвкушая успех и сытую жизнь, чем трястись, сомневаться и ждать краха!

— Очень важного, — строго подтвердила я. — Комнату бы ему еще приготовить…

— Я успею! — пискнула Бибби. — Я все сделаю, госпожа!

Готовясь к важной встрече, я поднялась к себе и оделась в черное платье. Подумав немного, к нему приладила белый накладной воротник, широкий, с плоеными оборками. Ничего особенного, но вид у меня стал свежий и не такой унылый. Скромная и приличная женщина, думала я, рассматривая себя в зеркало.

Гром все грохотал над городком, когда вернулась Бибби, вся пропахшая дождем. В ее руках была огромная корзина, в ней было все, что нужно. Булькало масло в бутылке зеленого стекла, лежала свежая тушка кролика, завернутая в чистое полотно. Сливки белели в глиняном горшочке, под плотно прикрытой крышкой.

— Не приехал еще? — осведомилась она, оглядывая живым взглядом темный зал.

Я лишь качнула головой:

— Нет. Ты успела. Давай живо наверх, взбей перину в лучшей комнате, что мы отмыли дочиста, за протопи там камин!

Бибби, радостно взвизгнув, помчалась наверх, а я потащила корзину к разделочному столу.

Разобрав продукты, которых было куплено с ювелирной точностью, чтоб приготовить блюдо как раз одному постояльцу — ох, уж эта Бибби, стерегущая каждый грошик, словно верная собака! — я с удовольствием принюхалась к приправам.

Вино тоже тут было.

Осторожно я нацедила себе полкружки алого, густого, как кровь напитка, и попробовала.

М-м-м, вкуснятина какая!

Кажется, от него у меня губы сделались гладкие, лаковые, как накрашенные лучшей помадой. Хмель приятно одурманил ровно настолько, что расслабились напряженные плечи, и я принялась за готовку, беспечно напевая песенку.

За окнами громыхнуло и дождь ливанул стеной.

А на огне, в блестящей кастрюльке, у меня закипали густые жирные сливки, со шкворчанием жарился лук до золотистого цвета, пара хороших больших луковиц, и томилось главное блюдо в отличном котелке.

Кролика я порубила на куски и слегка обжарила на свежем масле с ароматными травами, чуть присыпала перцем. Сложила в горшок слоями, добавив травы, приправы, чищенный картофель и лесные грибы, чуть обжаренные на оставшемся после кролика масле, залила сливками и сунула в печь.

Из моих драгоценных трюфелей я задумала сделать соус на винном уксусе. Местные продукты мне нравились больше, чем те, к которым я привыкла. У них запах был густой, настоящий, насыщенный.

Поэтому соус получился на славу, а его аромат разлился по всей таверне.

И само блюдо вышло таким, что просто пальчики оближешь. Пища богов. Сегодня я определенно была на высоте!

— Дадут в этом доме простому путнику убежище от ночной непогоды?

Этот голос я никак не ожидала услышать, а потому вздрогнула и чуть не выронила из рук миску. Я так погрузилась в любимую работу, что не видела ничего вокруг, и как этот человек, я не услышала, как он вошел.

«Колокольчик сломался? Или я так увлеклась? Или?..» — вихрем проносилось в моей голове, когда сердце выбивало дробь.

— Дождь так и льет, — доверительно сообщил незнакомец, стряхивая с плаща воду и стаскивая одежду с плеч. — Могу я обогреться у вашего огня?

— Ну, конечно, сударь, — нерешительно промямлила я, тиская края чудом спасенной миски. — И обогреться, и обсушиться, и получить ужин, а на ночь – комнату.

Это был тот самый постоялец, которого мне обещала Ханна! Сомнений быть не могло! У него одни башмаки стоили побольше, чем весь парадный костюм расфуфыренного Грегори!

Одет приезжий был с большим вкусом, что уж.

Темный сюртук по фигуре, нигде лишней складки, нигде грязного пятна. Муаровый черный жилет с серебром, шелковый черный галстук с кружевами. Изысканно, но строго. Он не производил впечатление разодетого в пух и прах легкомысленного щеголя.

Это был высокий, статный, широкоплечий и красивый мужчина. Породистое лицо, тонкий благородный нос, высокий лоб. Черные блестящие длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам. Темные умные глаза. Соболиный брови. Бледная матовая кожа. Красиво очерченный рот. Ни единой черты, свидетельствующей о телесной или душевной немощи.

«Красивый мужчина!» — невольно подумала я, залюбовавшись приезжим.

Наверное, мое внимание к нему было слишком очевидным. Да и каким же ему еще быть, если я просто раскрыла рот и смотрела во все глаза?

Наверное, выглядела я в этот миг, как деревенская простушка, впервые увидевшая знатного столичного лорда. Рот раскрыт до ушей, глаза вытаращены. Дурочка, да и только.

Так или иначе, а он тихо рассмеялся, глядя на мое изумление. Улыбка у него тоже была красивая.

Хорош, безо всяких изъянов!

— И ужин у вас получить можно? — осведомился он, присаживаясь за один из столов и с удовольствием проводя по чистой льняной скатерти ладонью.

— Все самое свежее и самое горячее! — бесстрашно ответила я, выйдя из ступора и стряхнув наваждение. Эх, красавчик! Попадись ты на глаза Мари раньше, она не клюнула бы на разноцветные тряпки Грегори, который теперь смотрелся как петух рядом с черным лебедем в сравнении с приезжим. — И самая лучшая комната для вас!

Приезжий с уважением кивнул, изогнув губы.

— Вот это уважение к приезжим, — произнес он. — А что это такое у вас сегодня на ужин? Пахнет божественно вкусно.

— Кролик, сударь, — ответила я. — С травами, корешками и с соусом. Блюдо дорогое, милорд.

Я вопросительно посмотрела на приезжего, и тот рассмеялся.

С сияющими смеющимися глазами он вынул из кошелька, привязанного к поясу, три золотых, и выложил их на скатерть.

Три!

Три золотых! За неполный потраченный один! Это неплохо, однако!

У меня аж дыхание перехватило, но я всеми силами постаралась удержать спокойный, беспечный вид.

— Еще комната, сударь, — напомнила