– А он ничего, смазливый, – громко рассуждали совсем рядом какие-то разбитные бабенки, – у Нюськи-то, оказывается, губа не дура.

– Да ну тебя. На нем же живого места нету. Весь в шрамах, аж глядеть страшно.

– Зато дворянская стать есть. Сразу видно, из благородных.

Обр не знал, смазливый он или нет. Выяснить это не было никакой возможности, потому как девок, что городских, что деревенских, он до сих пор видел только издали.

«Бабы – дуры», – скучливо подумал он. В голове было пусто и гулко, как в заброшенных переходах Укрывища.

Наконец, растолкав солдат, к дубу прорвался палач. Его черные усы возбужденно топорщились.

– Вот, – сказал он, сунув в нос Обру раскрытую ладонь, – кольца.

На корявой ладони лежали два звена расклепанной цепи, довольно толстые и немного ржавые. Хорт покосился на них, но особого ликования не ощутил, хотя по сравнению с петлей свадьба с полоумной теткой казалась сущим пустяком. Свадьбу-то он точно выдержит, не моргнув глазом, а вот повешенье за шею – навряд ли.

– Конечно, невесте положено золото, жениху – серебро, – заметил палач, слегка обиженный равнодушием Обра, – но не взыщи, золота не держим.

– Невеста готова! – взмыл над площадью визгливый бабий голос.

Палач засуетился, ухватил Хорта за шкирку, поднял на ноги и, слегка подталкивая коленом пониже спины, повел к храму. Солдаты по бокам оттесняли буйных горожан. «Красиво живу, – подумал Обр, – второй день с почетом водят. Охрана не хуже, чем у князя». Тут его затолкали в храм и поставили напротив аналоя. В церковь последыш Свена раньше заглядывал с Маркушкой, который был очень суеверен и никогда не упускал случая поставить свечку. Так что здесь он ничего нового не увидел, только прикинул, что в Больших Солях иконостас побогаче будет.

Шурша ряской, пришел отец Антон и первым делом спросил про кольца. Палач с гордостью передал требуемое.

– А ты крещеный? – поинтересовался священник, недовольно глядя на жениха. Обр помычал утвердительно. Он был законнорожденный, крестили его в Больших Солях, и надлежащая запись об этом имелась в церковной книге. Маркушка растолковал ему это однажды и велел запомнить накрепко.

– Ну и как я его, такого, венчать буду? – настроение у отца Антона было явно нерадостное.

– А что? – палач по-отечески обдернул на Обре смертную рубаху, пятерней отвел с лица влажные волосы. – Хорош! Красавец!

– Кляп из него вынь.

– А может, не надо?

– Надо. Он на вопросы отвечать должен. И руки ему развяжи.

– Это еще зачем?

– Сейчас обручение будет. Как он кольцо наденет?

Палач нехотя подчинился, шепотом посоветовав Обру не баловать. Хорт баловать не собирался. Смысла не было. Народ в церковь не пустили, зато солдаты надежно стояли у двери и под всеми окнами. У двери же плотной кучкой толпились городской старшина и еще какие-то господа в париках, начальственного вида. Поодаль пригорюнились две старушки из тех, что непременно заводятся в любой церкви.

Вместо баловства Обр принялся разминать руки, которым сегодня снова досталось, и так увлекся этим занятием, что и думать забыл, о чем там бормочет священник.

– Обручается раб Божий Александр рабе Божией Анне. Руку давай. Правую.

Жених послушно протянул правую руку, почувствовал холод скользнувшего на палец кольца.

– Надень кольцо невесте.

Он поднял взгляд – и чуть не свалился на пол.

– Эй! Ты кто?!

– Анна, – тихо раздалось в ответ.

– Не, – растерянно хмыкнул Обр, – какая же ты Анна…

Рядом с ним стояло худосочное дитя нежного возраста, все в белом, в белоснежном платочке, плотно повязанном вокруг бледненького, остренького личика. На личике имелись тонкие ровные бровки, розоватый, слегка облупленный носик и знакомые прозрачно-серые глаза.

– Кончайте насмешки строить. Не моту я на младенцах жениться.

– Если верить записи в нашей книге, – бесстрастно сообщил священник, – девица Анна уже достигла брачного возраста. Ты решительно отказываешься брать ее в жены?

– Только откажись, – зашипел в самое ухо палач, – только попробуй. Я тебя тогда не просто повешу. Я тебя сначала как Сидорову козу! Семь шкур спущу. Эх, говорил же – не надо кляп вынимать.

– Не отказываюсь я, – пробормотал ошеломленный Обр, – валяйте, венчайте.

– Кольцо невесте надень.

После этого жених покорно делал все, что велели: менялся кольцами, брал невесту за холодную тощую лапку, на все вопросы отвечал «да» и терпеливо ждал, когда всему этому придет конец. Палач, ни на секунду не отходивший от Обра, лично держал над ним венец и время от времени пихал в спину, подсказывая ответы.

Наконец он облегченно вздохнул. Хорт почуял, что дело сделано и теперь, пожалуй, можно будет как-нибудь и сбежать.

– Можешь поцеловать невесту, – сухо сказал священник.

Невеста послушно подняла лицо и почему-то зажмурилась.

«Еще чего», – подумал Обр, но коварный палач ловко толкнул его в затылок. Пахнуло морской травой, сушеной полынькой, в подбородок ткнулись сухие шершавые губы. Хорт отшатнулся, зашипел на палача, как дикий кот с пустоши.

– Ишь, зверюга какая! – ухмыльнулся палач. – Даже погладиться не дается.

– Эй, не теряйся, – глумливо хохотнул кто-то из солдат, – не такая уж она страшная.

Невеста опустила голову, а жених нашел весельчака взглядом и подержал немного, запоминая. Так, на всякий случай.

– Зверюга или нет, а на улицу его сейчас выпускать нельзя, – заметил отец Антон, – да и Нюсе пока выходить не стоит.

– Да, пожалуй, – согласился господин Лисовин, прислушиваясь к громкому ропоту за дверью, – сторожка, помнится, еще пустая стоит.

– И запирается, – вставил палач.

– Хорошо, – сказал священник и кивнул Обру, приглашая следовать за ним.

* * *

В сторожке было светло от недавно выбеленных стен, чисто и пусто. Белая печка, свежевыструганный пол и одинокая табуретка в углу.

Невеста робко остановилась посреди горницы. В беленькой рубашке с кружевцами и какими-то бледными цветочками, в простенькой, до белизны застиранной полотняной юбке она казалась такой тонкой, что так и подмывало ткнуть пальцем в туго затянутый голубой шелковый поясок, проверить – переломится или нет.

Обр, в крови которого после вынужденного поцелуя скребли-стучали остренькие частые молоточки, заставлявшие все время двигаться, пружинисто обошел вокруг нее, как хищник вокруг насмерть перепуганной жертвы.

– Так сколько тебе на самом деле?

– Пя… Пятнадцать, – пискнула молодая жена.

– Н-да, старость не радость. А может ты, того… как мара лесная? К вечеру старая, с утра опять молодая?