– Наверное, только она позабыла сказать об этом маме. Поэтому нам надо привести ее.

– С ней ведь ничего такого не случилось?

Эйди хотела было немножко подразнить сестру, но поняла, что сама ощущает легкое покалывание беспокойства.

– Да что с ней может случиться на этой-то дороге? – бодро ответила Эйди.

Она протянула руку сестре, прежде чем та ответила. Элси недаром слыла семейным специалистом по всему, что росло и двигалось в этих холмах. Она тут же придумала бы кучу всяких неприятностей, которые могли бы приключиться с их сестрой по пути от тетушки Лилиан.

– Нет, – быстро произнесла Эйди. – Даже думать ни о чем не хочу. Все будет хорошо. Мы придем, а они с тетушкой Лилиан пропалывают огород, лущат горох, или чем там они еще занимаются, чтоб без дела не сидеть.

* * *

Ничего подобного.

Спустя час или чуть больше сестры пересекли последний перед холмом луг и начали подниматься в горку: с фермы Киндредов не доносилось ни звука. Они покричали, но ответа не было. Беспокойное покалывание в груди Эйди переросло в настоящую тревогу. Она усилилась, когда девочки услышали лай запертого в хлеву Корни. В голосе пса звучало какое-то исступленное отчаяние, и от этого сердце Эйди забилось быстрее.

Сестры кинулись к хлеву. Неумело повозившись с засовом, они наконец распахнули дверь. Корни скакнул наружу и тут же помчался вверх по склону, прямиком в сад. Эйди и Элси обменялись встревоженными взглядами и поспешили следом. Они нашли пса возле старой яблони, наполовину заросшей колючим кустарником. Корни положил морду на лапы и смотрел на дерево, жалобно повизгивая.

– Ну что ты, малыш? – спросила Эйди. – Что случилось?

– Это Яблоневый Человек, – проговорила Элси.

– Кто-кто?

– Яблоневый Человек. Так тетушка Лилиан зовет самую старую яблоню в саду.

– И что?

– Не знаю, – пожала плечами Элси. – Она зовет так это дерево, вот и все.

Эйди оглянулась на дом. Нечасто она тут бывала. Не то чтобы тетушка Лилиан ей не нравилась, просто здесь все было такое странное. В туалет нормально не сходить просто потому, что его тут и в помине нет. Лишь уборная снаружи, и там – это уж как пить дать – притаился паук, готовый спуститься прямиком тебе на задницу, стоит только присесть. Эйди не представляла, как можно отказаться от электричества и водопровода – по крайней мере, добровольно.

– Очень уж тихо, – заметила она.

– Здесь, наверху, всегда тихо, – откликнулась Элси.

Но в голосе ее звучало сомнение.

Эйди догадывалась, о чем думает сестра. Что-то было не так, но ни одна из девочек не решалась сказать об этом вслух.

– Наверное, надо пойти проверить в доме, – сказала Эйди.

Элси кивнула.

Девушка вспомнила мамины слова: «Но ты старшая, и, если что-то стряслось с Сарой Джейн на обратном пути от Лили, мне будет спокойнее, если именно ты окажешься рядом».

Пусть и старшая, Эйди совсем не понимала, с чего начинать. Вообще не чувствовала в себе сил с чем-либо разобраться. Паника – вот что она чувствовала.

Эйди судорожно сглотнула.

– Они в доме и просто не слышат нас, – бодро заявила она.

– Тогда зачем они заперли Корни в хлеву?

– Я-то откуда знаю?

Казалось, Элси вот-вот расплачется.

– Ну прости, – поспешно извинилась Эйди. – Просто я тоже переживаю.

Она взяла младшую сестру за руку, и вдвоем они зашагали к дому.

– Пошли, Корни! – позвала Эйди через плечо.

Но пес не двинулся с места. Только глазел на это дурацкое старое дерево и поскуливал.

– Все будет хорошо, – заверила Эйди сестру, подходя к дому. – Может, они отправились по ягоды или куда-нибудь в этом роде?

– Точно, – кивнула Элси. – Джейни говорила, что вчера они собирались за жив-корнем. Наверное, отправились сегодня.

– Вот-вот. Видишь, нам не о чем беспокоиться!

Обе подпрыгнули от неожиданности, услышав за спиной громкий низкий стон, а потом расхохотались – это корова тетушки Лилиан, оказывается, поплелась за ними следом из хлева. Хенни снова замычала – протяжно и скорбно.

– Как будто чего-то от нас хочет, – заметила Эйди.

– Может, чтобы ее подоили?

– Но ведь они сами должны были это сделать перед уходом.

– Угу, – согласилась Элси.

Сестры уже стояли на крыльце.

– Эй! – крикнула Эйди. – Есть здесь кто-нибудь?

Они вошли, встревоженные. На первом этаже никого не было, и ни одной не хотелось подниматься наверх. Девочки оглядывали кухню.

– Смотри, посуда осталась со вчерашнего ужина, – показала Элси.

Эйди скинула рюкзак у дверей и кивнула:

– Все-таки надо пойти наверх.

Скрепя сердце они поднялись по ступеням, вздрагивая от каждого скрипа старого дерева под ногами. Лестница привела их в чердачную комнату – тетушка Лилиан спала здесь раньше, пока была жива ее тетя, Фрэн. А теперь тут помещалась кладовка, хотя хранить в ней, по большому счету, было нечего. Несколько старых книг. Висящая на стойке зимняя одежда, обернутая полиэтиленом. У окна здоровенный сундук.

– Ну вот, – выдохнула Эйди, с трудом скрывая облегчение, – видишь? И здесь никого.

– А сундук?

– Думаешь, в нем кто-то прячется?

Элси помотала головой:

– Но туда можно засунуть… ну, ты понимаешь…

Конечно, Эйди понимала. Это моментально пришло ей в голову. Да, в такой сундук вполне поместится человеческое тело.

Она приблизилась к сундуку и, поколебавшись несколько секунд, рывком откинула крышку.

– Пусто, – сообщила она. – Никого и ничего. Только куча рисунков.

Элси подошла, встала рядом и заглянула внутрь. Взяла несколько листов – тех, что лежали сверху.

– Очень хорошие. Действительно хорошие. Как думаешь, кто автор?

– Да кто их знает, – пожала плечами Эйди. – Может, сама тетушка Лилиан.

– Я и не знала, что она так рисует.

Младшая девочка погрузилась в изучение содержимого сундука, а старшая, пользуясь высотой третьего этажа, обозревала местность из окна в попытке отыскать хоть какие-то следы тетушки Лилиан и пропавшей сестры.

Под разрозненными рисунками Элси обнаружила многочисленные альбомы, страницы которых сплошь покрывали наброски окрестных холмов. Что-то похожее Элси и сама рисовала в своем дневнике, составляя каталог местной флоры и фауны. Только эти рисунки намного превосходили ее собственные. Забравшись в сундук поглубже, она раскопала работы маслом на деревянных панелях – цветные этюды, выполненные с натуры, явно предназначенные для более глубокой проработки уже в студии. А под ними скрывались еще рисунки и альбомы. Среди них многие напоминали детские, нарисованные на обрывках оберточной бумаги или на картоне.