– О да! Удивительно разносторонний человек. Вуди меня просветил, и очень удачно, а то я Дживса хорошо помню по Лазурному берегу, могла и ляпнуть что-нибудь не вовремя. За обедом он был прекрасен!

– Да?

– Слышал бы ты, как он подкалывал старикашку Венаблза! Всякие вопросы задавал, о браминах и о касте воинов. А дядю Генри он совершенно обаял, я такого раньше просто никогда не видела!

– Вы слишком добры, мисс, – отозвался Дживс. – Несколько раз вы меня очень выручили, и я вам чрезвычайно благодарен.

Они еще долго восхищались друг другом, а я терпел, стиснув зубы. Наконец Джорджиана допила чай и сказала:

– Мне, наверное, пора. Вообще немного неловко сюда приходить, я думаю. Учитывая всякое разное.

– Где сегодня твой нареченный? – спросил я.

– Поехал в Борнмут. Со своей мамой и Амелией. Смотреть какие-то трамваи.

– Не жизнь, а вихрь развлечений у некоторых, ага? А тебя с собой не взяли?

– Меня-то? Нет, я в Мелбери-холле на роли Сони Ростовой.

Вновь прожурчал ручеек по струнам серебристой арфы.

По выражению тихого довольства на физиономии Дживса можно было догадаться, что речь идет о каком-то культурном явлении.

– Известная балерина? – спросил я.

– Нет, сэр. Мисс Мидоус говорит о персонаже романа «Война и мир». Сиротка-кузина, к которой судьба и автор оказались неблагосклонны.

– Понятно.

– Ну правда, я всегда считала, что Толстой к ней слишком суров! – воскликнула Джорджиана.

– Эпитет «пустоцвет», безусловно, чересчур немилосерден, – поддержал Дживс.

– Когда вы закончите свою ученую беседу, можно мы вернемся к делам насущным? – поинтересовался я.

– К каким это? – удивилась Джорджиана.

– Я напомню. Ты говорила, что мы имеем счастье тебя видеть благодаря трем причинам. Пока что назвала только две.

– Ах да! Берти, последний сандвич будешь? А, хорошо, спасибо. Очень вкусно, перца в самый раз. Так вот, я хотела сказать, что у Амелии с Вуди все очень прохладно. Я беспокоюсь. Она же его любит по-настоящему. Обидно, если со зла сама себе жизнь сломает. Вот я и подумала: может, у Дживса найдутся какие-нибудь светлые мысли по этому поводу?

– А, так ты приехала к лорду Этрингему? – Я не хотел, чтобы это прозвучало резко. Как-то само получилось.

Джорджиана вспыхнула.

– Нет, Берти, что ты! Просто времени совсем мало. Только до вечера воскресенья.

Я и сам слегка всполошился. Мы смотрели на Дживса снизу вверх, словно два посланца, явившихся за прорицанием к Дельфийскому оракулу.

Томительно тянулись мгновения, и наконец оракул отверз уста.

– Я как раз собирался обрисовать мистеру Вустеру возможный образ действий, когда… вы подъехали, мисс.

– Дживс, вы чудо!

Любительница Толстого по-детски захлопала в ладоши.

– Спасибо, мисс. План отчасти рискованный. Выражаясь жаргоном карточных игр, придется повысить ставки или, иначе говоря, поставить все на кон.

– К делу, Дживс!

– Прошу прощения, сэр. Мне пришло в голову, что для воплощения в жизнь вашего плана по развеиванию иллюзий мисс Хаквуд вам, сэр, необходимо присутствовать в Мелбери-холле, а лучше всего – там поселиться. Далее, такому родовитому джентльмену, как лорд Этрингем, необходим джентльмен-слуга. Если бы вы, сэр, взяли на себя эту роль, то смогли бы находиться в доме круглосуточно, оставаясь при этом практически невидимым для сэра Генри.

У меня отвисла челюсть. Говорить я не мог.

– Появляться на господской половине вам совсем не обязательно, разве что изредка наведываться в комнату к лорду Этрингему для правдоподобия. Заодно это даст возможность лишний раз посовещаться.

Джорджиана вскочила с места.

– Потрясающе, Дживс! Правда, Берти?

Ко мне наконец вернулся дар речи.

– Я же не справлюсь! Я даже яйцо не сумею сварить!

– Яйца варит кухарка, миссис Педжетт, – объявила Джорджиана. – Помоги тебе боже, если ты сунешься к плите!

– Речь не об этом. Я не умею гладить одежду, заваривать чай, смешивать коктейли…

– Берти, налить вино в бокал ты точно сумеешь. Я сама видела, как ты это делал. Получалось просто замечательно.

– Я наверняка себя выдам! Понятия не имею, как разговаривают между собой лакеи и судомойки. Меня тут же разоблачат! Я что-нибудь скажу не то и не так…

– Берти, посмотри на меня! – сказала Джорджиана.

Я посмотрел, хотя и знал, как рискую.

– Ты болтаешь чепуху, и не обижайся, но это просто снобство, – сказала Джорджиана. – Наверняка ты сумеешь остаться прям, служа при королях, идя с толпою, с ней не слиться[15]. Простой вежливости довольно. Вот Дживс и глазом не моргнул, когда ему прислуживали за столом. У него все получалось так естественно!

– Главная заповедь актерского мастерства, сэр: mutatis mutandis[16]. Можно даже сказать, что вам досталась более простая роль, ведь на вас никто не будет обращать пристального внимания.

– Берти, а какое имя ты возьмешь?

– Никакого я не собираюсь…

– Помнишь, есть такая игра: берешь свое второе имя, добавляешь название улицы, где живешь, и получается имя кинозвезды? У тебя какое получилось бы?

– Уилберфорс Беркли.

– Чудесно! Был бы любимец публики. А для слуги идеальная фамилия – Уилберфорс. Правда, Дживс?

Я еще минуты две героически сопротивлялся.

– Будьте добры, Уилберфорс, принесите мне виски с содовой! – говорила Джорджиана. – Поставьте вон там, Уилберфорс!

Она еще долго валяла дурака в том же духе.

– Я бы рад помочь, но мне это не по силам, и точка!

Тут Джорджиана взяла мою руку в свои. Сердце у меня и так то и дело давало перебои от этих долгих взглядов глаза в глаза, а тут оно начало выбивать дробь, вроде как барабаны в Конго, перед тем как плюхнуть миссионера в кипящий бульон.

– Ну пожалуйста, порадуй меня, Берти! – попросила Джорджиана, понизив голос на пол-октавы и сжимая мои пальцы. – Я тебе вечером полбутылочки принесу чего-нибудь хорошего. Можно встретиться около теннисного корта… Только ради Вуди с Амелией! В воскресенье вечером все закончится. Ну пожалуйста, пожалуйста!

Часть одежды перекочевала из моего чемодана в чемодан к Дживсу и наоборот. К Дживсу отправились костюм для тенниса, полотняная куртка и новенькие теннисные туфли (их было мучительно жаль), крахмальные рубашки и полдюжины запонок, выдержанных в цветах клуба «Трутни», – глядя на эту последнюю деталь туалета, Дживс чуть заметно поморщился. К моему багажу прибавились две пары брюк в полоску и неописуемо скучный темно-синий галстук.