– От этого становится грустно… и еще я злюсь.

– Почему он не обратился к кому-нибудь, да? Он мог с кем-нибудь поговорить. У него ведь были сотрудники. Не похоже, чтобы вокруг него не было других людей. Рядом с ним все время кто-то находился.

– Понимаю. Все не должно было закончиться вот так.

– Конечно нет.

– Что нам известно о его прошлом?

– Немного. Он был умным, начитанным. Много знал. Раньше он был, кажется, ученым, даже защитил докторскую диссертацию… Но в конце концов очутился здесь.

– Он не был женат?

– Нет, он не был женат. Ни жены, ни детей. Никого. В наши дни редко бывает, что человек живет вот так, совершенно один.

* * *

Мы долго и медленно поднимаемся в гору по аллее, ведущей на ферму; дорога вся в рытвинах. По обе стороны деревья. Примерно минуту нас трясет и подбрасывает. Из-под колес летят земля и гравий.

Дом в конце аллеи сложен из камня. Издали он не кажется огромным. С одной стороны деревянная терраса с перилами. Мы паркуемся справа от дома. Других машин поблизости не видно. Разве у его родителей нет машины? Вижу свет в одном окне – по словам Джейка, там кухня. В остальных окнах темно.

Должно быть, в доме дровяная печь, потому что, едва выйдя из машины, я чувствую запах гари. Наверное, когда-нибудь здесь было очень красиво, но сейчас дом немного обветшал. Не мешало бы освежить подоконники и наличники. Крыльцо подгнило. Качалка на веранде заржавела.

– Я пока не хочу заходить внутрь, – говорит Джейк.

А я уже сделала несколько шагов в сторону дома. Останавливаюсь и оборачиваюсь к нему.

– Насиделся в машине. Давай сначала прогуляемся.

– А не слишком ли темно для прогулок? Мы сейчас ничего не увидим.

– Хотя бы воздухом подышим, – говорит он. – Ночь сегодня беззвездная, но летом, в ясную погоду, звезды здесь невероятные. В три раза ярче, чем в городе. Как же я раньше их любил! И облака. Помню, выходил дождливыми вечерами, а над головой плыли огромные пухлые облака. Мне нравилось смотреть, как медленно и плавно они плывут по небу, до чего все они разные. Наверное, глупо стоять и смотреть на облака. Жаль, что сейчас их не видно.

– Совсем не глупо, – возражаю я. – Вовсе нет! Как мило, что ты замечал такие вещи. Большинство людей не обращает на них внимания.

– А я раньше всегда обращал внимание на такие вещи. И на деревья тоже. Сейчас уже не так… Не знаю, когда все изменилось. Во всяком случае, понимаешь, что ужасно холодно, когда снег вот так хрустит под ногами. Он не рыхлый и влажный, из него не налепишь снежков, – говорит Джейк.

Он идет впереди. Жаль, что он без перчаток; руки у него уже покраснели. Дойдя до сарая, мы сходим с аллеи и поворачиваем на дорожку, мощенную камнем, – она неровная и осыпается. Я радуюсь свежему воздуху, но здесь холодно; ничего свежего или хрустящего. У меня застыли ноги. Я думала, что ему захочется сразу же войти в дом и поздороваться с родителями. Именно этого я от него ожидала. На мне нет теплых штанов. И длинных панталон тоже. Джейк устраивает для меня, как он говорит, «сокращенную экскурсию».

Странно осматривать участок в морозную ночь. Я понимаю: он очень хочет, чтобы я все увидела. Показывает яблоневый сад, место, где летом разбивают огород. Мы подходим к старому амбару.

– Там овцы, – говорит он. – Наверное, час назад отец насыпал им зерна.

Он подводит меня к широкой двери, которая открывается сверху. Мы входим. Свет тусклый, но я различаю силуэты. Почти все овцы лежат. Некоторые жуют. Я это слышу. Овцы кажутся безжизненными, обездвиженными холодом; вокруг них поднимаются облачка пара от дыхания. Они равнодушно смотрят на нас. В овчарне тонкие фанерные стены и кедровые столбы. Крыша из рифленого железа или, может, алюминия. В нескольких местах стены потрескались или в них дыры. В таком месте не хочется задерживаться.

Овчарня совсем не такая, как я себе представляла. Конечно, Джейку я ничего не говорю. Мне кажется, что здесь ужасно. И воняет.

– Это их жвачка, – говорит Джейк. – Они всегда так делают. Всегда жуют.

– Что такое жвачка?

– Полупереваренная пища; они отрыгивают ее, а потом жуют, как резинку. Время от времени попадаются куски непрожеванной пищи… а в общем, ночью в овчарне не на что смотреть.

Замолчав, Джейк выводит меня из овчарни. Кое-что не нравится мне даже больше, чем жвачка и постоянное жевание. К стене снаружи прислонены два скелета. Два скелета, покрытые шерстью.

Вялые и безжизненные, скелеты стоят у стенки. Такого я совсем не ожидала увидеть. Нет ни крови, ни внутренностей, ни мух, ни запаха, ничего, намекающего на то, что когда-то скелеты были живыми существами; нет признаков разложения. С таким же успехом они могли быть сделаны не из органического материала, а из синтетики.

Меня тянет рассмотреть их, но одновременно хочется отойти подальше. Я никогда еще не видела мертвых ягнят – только на тарелке, с чесноком и розмарином. Мне кажется, может быть, впервые, что есть разные степени смерти. Как есть разные степени всего: жизни, влюбленности, обязательств, уверенности. Этим ягнятам пришлось несладко. Они не сдались и не больны. Они не думают о том, чтобы сдаться. Эти бесхвостые ягнята мертвы, мертвы в последней степени, в десятой степени из десяти возможных…

– Что будет с ягнятами? – кричу я Джейку.

Он идет впереди, удаляясь от сарая. Сразу вижу, что он голоден; он спешит, ему не терпится поскорее попасть в дом. Ветер усиливается.

– Что? – также кричит он, оборачиваясь через плечо. – Имеешь в виду – с мертвыми? – Да.

Джейк не отвечает. Идет дальше.

Я не знаю, почему он ничего не сказал о мертвых ягнятах? Ведь это я их увидела. Я предпочла бы их не заметить, но, раз уж увидела, не могу молчать.

– С ними что-нибудь сделают? – спрашиваю я.

– Не знаю. Что ты имеешь в виду? Они уже мертвые.

– Они останутся здесь, их похоронят, или что?

– Скорее всего, сожгут. На костре. Не сейчас, а весной, когда потеплеет. – Джейк продолжает на ходу: – А сейчас они все равно замерзли. По виду они мало чем отличались от тех ягнят, которые живы и здоровы, – во всяком случае, для меня. Но те два ягненка мертвы. Они во многом похожи на живых и здоровых ягнят, но в то же время сильно отличаются от них.

Чтобы догнать его, мне приходится почти бежать по дорожке. При этом я стараюсь не поскользнуться и не упасть. Мы так далеко отошли от овчарни, что, обернувшись, я вижу не два скелета, а какую-то темную массу. Как будто к стенке прислонили мешки с зерном.

– Пошли! – зовет он. – Я покажу тебе старый загон, где раньше держали свиней. Теперь родители свиней не разводят: с ними было слишком много хлопот.

Я бреду за ним по дорожке. Джейк вдруг останавливается. Загон выглядит заброшенным; похоже, к нему несколько лет не прикасались. Так мне кажется. Свиней нет, но ограда осталась.