косить.

– Зачем же вы туда пошли? – прошептала я.

– Если бы не пошли, то вновь биты были бы и без ужина остались. Мы думали, что вот тут, на окраине, пособираем, да только не было шишек, мы дальше в лес, тут-то туман и появился, не успели убежать. Да только он как бы подберётся, окутает, холодный такой, и опять отступит…

– Дети редко пропадают в тумане, нет в них еще черноты, – неожиданно пояснил один из воинов. – Не за что ему зацепиться в невинных душах.

– Я слышала, как дядька своей жене шептал, что скоро наш дом продаст, и свой тоже, купит просторный дом с мастерской. Он шкуры прямо в одной из комнат выделывает, запах очень неприятный, – заговорила Аксинья.

– Арестовать! – бросил Максим Алексеевич в сторону Лещёва.

– За что, батюшка?! – дурным голосом взвыл мужик, падая в пыль на колени. – Оговорила она меня! Не было такого!

Но его никто не слушал, быстро подняли на ноги, усадили на его же лошадь.

– Вот на допросе и расскажешь, что было или не было, а также твою жену и детей послушаем. Трогайте, скоро догоню, – это капитан приказал своим подчинённым.

Лещёв неожиданно примолк и так зловеще зыркнул на меня, а потом на детей, что мне захотелось спрятаться в доме. Не буду врать, но колени дрогнули. А что, если отпустят? Усадьба стоит вдалеке от города, если что, и не докричаться до властей.

Кони тронулись с места, и дядька девочек тихо забубнил, что он не виноват, что верит в справедливость и что все образумится.

– Если история Агриппины и Аксиньи подтвердится, то Лещёв ответит по всей строгости закона за покушение на детские жизни. Ещё непонятно, почему Акулина бросилась в лес.

– Говорят, за мужем пропавшим, – прошептала я, посматривая на притихших детей.

– А пока, если вы так желаете, то разрешаю этой семье остаться у вас, – он сел в седло. – До встречи, Софья Павловна.

После того, как нас наконец оставили в покое, я почувствовала опустошение и ужасную усталость. Было лишь одно желание: упасть в кровать и выспаться.

Но, взяв себя в руки, побрела на кухню. Сил и желания варить суп и делать пироги не осталось. Поэтому сварила густую кашу на молоке и испекла блины. С улицы доносились визг пилы, стук топора и шарканье рубанка.

Что ж, пока Лукьян работает, усадила девочек поужинать, расторопный домовой быстро открыл все комнаты на втором этаже, выбрал для меня самую светлую спальню, проветрил её и, вернувшись, поинтересовался, чистить ли баню, будет ли Лукьян её топить, или я ополоснусь в большом тазу.

Я выбрала таз, пообещав в баню завтра.

Лукьян по моей просьбе нагрел несколько вёдер воды, девочки поели и первыми отправились мыться с дороги. Ох, и воды после них на полу образовалось.

Больше всего меня огорчила Акулина. Если дети с удовольствием поели и, помывшись, легли спать, то их родительницу у меня не получилось накормить, но напоить с помощью домового удалось. Нужна травница или лекарь. Завтра же стоит заняться поисками.

– А помнишь, кузнец из города обещал прийти? – Барсик сидел рядом на стуле и смотрел, как я ем. – Возможно, у него получится накормить бедняжку, она отреагировала на него и даже имя произнесла.

– Точно! Как придёт, так сразу и спрошу.

Вечером последним спать ложился Лукьян. Уже лёжа в кровати, я слышала, как он закрывает входные двери на широкий засов, как проверяет, закрыла ли я окна на кухне. И потом ещё какое-то время шуршал там, я слышала звук переставляемой посуды. Всё же поставила тесто перед сном в большой кастрюле, домовой обещал присмотреть, чтобы не сбежало.

В комнате Агафон как мог протёр пыль, но всё равно пахло затхлостью и заброшенностью. Открыла окно, вновь растянулась на кровати, зевнула и тут же получила чем-то мягким по голове, взвизгнула от страха. Первой мыслью было, что на голову прыгнула мышь!

Глава 10. Молоко и печенье

Мои руки ухватили что-то грязное, маленькое. К гадалке не ходи, точно мышь! Отбросив в сторону комок, вскочила на кровати и, чтобы никого не напугать, очень тихо позвала Агафона.

– Что ты визжишь, негодница?! – донеслось из угла, куда я зашвырнула предполагаемую мышь. – Больно-то как. Последние крохи магии истратил, в сон впал, чтобы не уйти за грань. Как же я был рад, проснувшись, почувствовать, что в дом вернулась кровинушка, хозяюшка. И что я вижу?! В моём доме новый домовой! Куда дела лапоточек? Нету его боле-е-е… Погибну-у… – взвыл комок и, ретиво так вскочив, кинулся ко мне, завывая, вцепился в волосы.

И тут от испуга уже я громко закричала. Чего кричала? Претендент на место домового и больно-то не сделал. От неожиданности, наверное, взвыла сиреной. Комок сам испугался, отпустил меня и упал прямо в руки.

– Что случилось, сестра?! – в двери заколотил Лукьян и тут же их распахнул. Мимо его ног проскочил Барсик, а перед моим лицом завис Агафон.

– Сон страшный… Пожар!.. Приснился, – я махнула рукой. – Извини, что напугала, Лукьян. Иди спать, завтра рано вставать, козу доить. А ты её подоил вечером?

– Сон плохой? – братец запустил руку в волосы, и тут я заметила, что в другой он держал молоток. – Желаете молока козьего согрею? Да, подоил, как без этого. Куриц устроил с петухом. Оглядятся, приживутся и начнут яйца нести.

– Нет, ничего не нужно, сейчас подышу возле окна воздухом да спать лягу. Иди. Надеюсь, что детей не разбудила своим криком.

– Я проверю их, если что, молока налью, – Лукьян прикрыл дверь.

– Что это? – Барсик потыкал лапой в тёмный комок. Луна на небе в эту ночь была яркая, и небо светлое.

– А это мы сейчас у Агафона спросим, – я перевела гневный взгляд на домового. – Друг мой любезный, кто это? Чего молчишь?

Агафон насупился.

– Барсик, ты только представь, здешний домовой последние силы берёг, дожидаясь хозяев, в спячку впал. Проснулся, а лаптя-то нет.

Мы вдвоём с котом осуждающе посмотрели на Агафона.

– Мы его подобрали, мур-р… Обогрели-и… С собой забрали. А он? – негодовал кот.

– А что я?! Да без меня вы бы пропали! Не бывать двум домовым в доме! Сильный всегда выживает слабого.

– Барсик, как думаешь, а в нашей квартире был домовой? – я задумчиво смотрела на Агафона.

– Точно не было, я бы знал, – ответил тот.

– А, может, тогда он и в этом доме не нужен?

– Барыня, ты что?! Смилуйся! Как без домового? Этот мир не ваш, он совсем другой, – похоже, Агафон