Люси со Стефано не виделись целый день. Ужин он ей оставил на кухне, сославшись, что очень занят, завтрак тоже поставил на подносе за дверью. Люси была благодарна ему за эту передышку. Она до сих пор ощущала на губах его поцелуй. Удовольствие от этого все еще гудело в ее венах. Она не жалела об этом моменте, но ее угнетала та недосказанность, которая так и оставалась между ними. Она до сих пор не рассказала ему о скрипке…

Люси не знала, как к этому поцелую отнесся Стефано. Она видела вожделение в его глазах. Была ли это обычная реакция мужчины на близость с женщиной? Или это что-то большее?

К полудню снег прекратился, выглянуло солнце. Эмоции переполняли Люси, и она решила заняться тем, что всегда успокаивало ее, — поиграть на скрипке. Она размяла руку, как ее учил физиотерапевт. Непомерные нагрузки во время репетиций привели к травме, и она до сих пор не восстановилась, но без игры жить уже не могла. Размяв руки, она вывела на скрипке сложную мелодию, но, даже растворяясь в музыке, не могла отделаться от мыслей о Стефано. Она хотела увидеть его обнаженным. Хотела почувствовать его прикосновения…

Когда мелодия закончилась, в дверь постучали. Сердце Люси замерло.

— Входи.

На пороге возник Стефано. Он с непонятной для Люси нерешительностью зашел в комнату, словно не был уверен, рады ли здесь ему. Он выглядел, как всегда, безупречно, хотя и был одет в простую одежду — джинсы и свитер. Люси не могла не любоваться им. Ее немного смущало, что сама она была одета достаточно просто, а волосы не уложены. Но для Стефано это не имело значения. Он посмотрел на нее так, словно она была дымящейся чашкой кофе после долгой бессонной ночи. Как ей хотелось, чтобы он выпил ее до дна!

— Я услышал музыку, — сказал он. — Извини, что прервал.

Люси старалась не думать о том, как таяла накануне в его объятиях.

— Я только немного потренировалась.

— Может, сыграешь что-нибудь?

— У меня нет никакого аккомпанемента.

Это была отговорка. Ей не нужен был саундтрек. Что ее остановило, так это нервы, которые снова забурлили в животе, как пчелиный улей. Она хотела знать, что он думает, — ошеломил ли поцелуй его так же сильно, как и ее. Это не должно было иметь значения, но почему-то его одобрение казалось жизненно важным. Что-то изменилось в те мгновения в оранжерее. Что-то неосязаемое.

— А если бы аккомпанемент был, что бы ты сыграла для меня?

Свет просачивался сквозь решетчатые окна. Снаружи простирался холодный и идеальный пейзаж. Эта первозданная красота скрывала опасность для тех, кто был неосторожен. И чувство скрытой опасности было очень похоже на то, как она стала смотреть на любовь, — хотя почему это слово пришло ей в голову сейчас, она не знала.

— Вивальди. «Четыре времени года». «Зима».

Стефано вытащил из кармана мобильник и улыбнулся.

— Для женщины, которая ненавидит зиму, ты слишком симпатизируешь этому времени года.

— Я признаю, что зимой все очень красиво, — сказала она.

Вскоре Стефано нашел то, что искал, и поднял телефон так, чтобы экран был обращен к ней.

— Это ты? — спросил он.

Люси прошла вперед и посмотрела на экран. Это была видеозапись ее благотворительного выступления со струнным ансамблем несколько лет назад. Она сглотнула комок в горле:

— Да.

Его губы изогнулись в улыбке.

— Тогда у нас есть аккомпанемент. Я могу передать звук в динамики. Я очень хочу услышать, как ты играешь. Снег перестал падать. Если ничего не поменяется, дороги скоро расчистят.

Это означало, что она сможет уйти. Уйти отсюда и никогда больше его не увидеть. Она не знала, почему эта мысль причинила ей боль.

Стефано подошел к креслу перед камином и сел.

— Готова?

Она сделала глубокий вдох.

Люси взяла скрипку, смычок. Кивнула. Он нажал кнопку воспроизведения, и наступила напряженная тишина, прежде чем комнату заполнил звук струн. Он пристально смотрел на нее, прежде чем Люси взяла первые ноты безупречного звука. Это успокаивало растрескавшиеся нервы, усмиряло удары страха. А потом это чувство освобождения захлестнуло ее, и она была не чем иным, как потоком звуков. Ее пальцы работали, и она водила смычком по струнам.

Но все это время Люси знала: что-то здесь не так. Это было нечто большее, чем радость от музыки. Она играла для него — Стефано. Все слова, оставшиеся невысказанными после их поцелуя в оранжерее, влились в ее игру, и она надеялась, что он услышит то, что она не смогла озвучить. Надеялась, что он почувствует, как поделилась с ним частью своей души.

Затем Люси закрыла глаза, позволив воспоминаниям об их идеальном поцелуе омыть ее, заполнить ее игру, и погрузилась в музыку.

Будучи патроном оркестра Лассерно, Стефано и раньше слышал много музыки, исполняемой вживую лучшими музыкантами планеты. В этом отношении ему повезло. Но сейчас казалось, Люси играла только для него одного.

Это было откровение.

Стефано не мог отвести от нее взгляда… Он почувствовал яркость этого момента, как и в те прекрасные секунды, когда их губы соприкоснулись накануне. Ее глаза были полузакрыты. Иногда ее лицо было безмятежным, иногда — страдальческим. Он погрузился в музыку, и каждая нота поражала его, как стрела в грудь.

Выступление Люси — ее великолепие — лишило слов. Он потерялся в ней. Он многое испытал в жизни. Красота, удовольствие, радость. Но ничто не могло затмить эти мгновения, когда она играла для него. Как будто каждая нота несла в себе послание, запечатленное в его душе несмываемыми чернилами.

Музыка закончилась слишком рано. Стефано хотел, чтобы в этот момент Люси искупалась во всех овациях мира, но здесь был только он. Недостойный во всех отношениях. Но он все еще хлопал, а что еще он мог сделать?

Стефано встал, а она с блаженной улыбкой сжала скрипку и поклонилась. Румянец выступил у нее на щеках. Она тяжело дышала, как женщина, испытавшая экстаз.

В какой-то момент он пожалел, что не он вызвал такое выражение на ее лице.

— Ты великолепна, — сказал Стефано. Его голос не был похож на его собственный. Голос был странно пустым.

— Спасибо. Я уже давно не выступаю. Я сделала несколько ошибок.

— Я бы никогда не догадался. Для меня игра на скрипке сродни чуду.

Он подошел к ней, и Люси посмотрела на него, сияя.

— Легко. Пальцы. Скрипка. Практика.

— Ты недооцениваешь себя. То, что ты делаешь, нелегко. Я не смогу сыграть ни одной ноты.

— Ты сможешь. Я могу показать.

Он