— Родила она в детском доме. Ребеночка в унитазе пыталась утопить, а когда ее застукали, весь персонал перекусала. Вот что с ней приключилось. Теперь, конечно, подтекает.

— Рай, — позвал кто-то медсестру, — посмотри на Рогожкину. Она какая-то неподвижная, ни на что не реагирует.

Все повернулись в сторону женщины с полуоткрытым ртом и застывшим взглядом.

Рая подошла, подняла ее лицо за подбородок, потеребила безжизненную руку.

— Ты смотри. И правда. Девки, признавайтесь: кто ей вчера свои таблетки давал?

Ответила только Таня:

— Очень надо — таблетки ей давать. Она вообще никогда не реагирует. А на х… ей реагировать?

К большому Катиному удивлению, сложная медицинская проблема на этом была решена. Больные стали вяло подниматься, вешать на шеи полотенца и брести к двери, по всей видимости, умываться. Катя, страшно волнуясь, робко дотронулась до локтя медсестры Раи.

— Простите, пожалуйста, нельзя ли мне попросить зубную щетку, пасту, мыло?

— Щас тебе ларец принесу с прибамбасами. Девка вчера с тобой привезла. Такая стильная, шикарная девица, главврача среди ночи строила. Она тебе кто?

— Понятия не имею, — пожала плечами Катя.

— Ох, я и забыла, что ты у нас ни о чем понятия не имеешь. Ладно. Сейчас свой короб получишь, помойся получше. К тебе профессора вызвали.

— Какого профессора?

— Хорошего. Даже самого лучшего. Если он, конечно, трезвый.

— Что? — задохнулась от ужаса Катя и вновь натянула одеяло до самых глаз.

* * *

Дина проснулась и, не открывая глаз, нашла рукой пушистую голову Топика, притянула ее к себе, вдохнула теплый уютный запах.

— Воробышек, — прошептала она нежно.

Веки отказались подниматься, и Дина, сохраняя иллюзию сна, сладко потянулась. Ноги неожиданно наткнулись на что-то мягкое и явно живое.

— Это как? — не сразу поняла Дина, открыла глаза и убедилась, что Топик находится на подушке рядом. Мягкий комок в ногах зашевелился и громко зевнул.

— Ну, ты, Чарли, даешь. Так завоевывать территорию. Скоро мне на коврике спать придется.

Четыре блестящих глаза преданно уставились на нее, а поднявшиеся ушки свидетельствовали о готовности к любым играм и безумствам. Дине понадобилось время, чтобы справиться со страшным соблазном: отодвинуть все дела и заботы еще хотя бы на несколько часов, погулять с собаками, потом поваляться, поспать.

— Нет! — сурово сказала она себе. Пора бороться с жизнью. Нужно навалиться на проблемы, потому что с ними — какой отдых, какой сон. Дина решительно вскочила и направилась в ванную. Какая гадость этот контрастный душ! Зато напрочь истребляет жалость к собственному телу. Дина пила крепкий черный кофе без сахара, все больше ощущая себя воином без страха и упрека, когда позвонил Сергей.

— Как ты можешь пропадать надолго? — набросилась она на него. — У нас такие дела, нужна твоя помощь, совет хотя бы. Неужели тебе даже не интересно, что с Катей?

— Да я знаю, что она нашлась и уже в больнице. Игорю звонил. За кого ты меня принимаешь? Думаю, сейчас надо подождать, что врачи скажут. Чем мы можем помочь?

— Чем?! Да хотя бы тем, о чем врачи понятия не имеют. Ситуацию изучить, подумать, узнать, предположить. Вдруг ее кто-то сознательно напугал, потрясение какое-то она пережила, а Игорь об этом не знает? Врачи что — приложат один симптом к другому и состряпают диагноз. Залечат, на учет поставят. Ты отдаешь себе отчет в том, какими ужасными могут быть последствия, если слепо довериться врачам вообще и психиатрам в частности?

— Диночка, скажи конкретно, что лично я могу сейчас сделать?

— Поехать со мной в больницу. Нет, там от тебя толку не будет. Нужно с Игорем встретиться. Узнать о Катиных друзьях, знакомых, коллегах. Просто взять ее записную книжку и звонить по всем телефонам подряд. Вообще-то следователь ты, тебе должно быть виднее.

— Дина, я с тобой когда-нибудь спорил? Может, ты и права. Но нельзя исключать самого простого варианта. Того, что это на самом деле болезнь. Тихо! Не начинай! У меня телефон зашипел. Занимайся сама врачами, дуркой этой, а я займусь очерченным кругом моих задач.

* * *

— Не знаю я, что и сказать, — женщина неопределенного возраста с бледным, как будто стертым лицом смотрела на Ирину затравленным взглядом.

— Ваша знакомая очень просила вас принять. Видимо, для этого есть причина? — Ирина вся собралась, почувствовала, как стянуло вдруг ее кожу под гладко причесанными волосами, как отвердели, стали почти стальными тонкие пальцы ее красивых рук, лежащих на столе. Сомнений не было. Вместе с незаметной посетительницей в кабинет вползло грозовое облако большого несчастья.

— Да. Васильева привезла. Замдиректора наш. Скажи, говорит, все этой ясновидящей. Ну, вам. А я там сижу, думаю, чего говорить-то.

— У вас проблемы со здоровьем? В семье? На работе? Постарайтесь четко отвечать.

— Я Васильевой просто сказала: с дочкой что-то не так. Какая-то стала… ненормальная, что ли. На мужа моего наговаривает. Даже не знаю, как это повторить. Вроде насильничает он, мучает, бьет ее. На родного отца такое наговаривать! Я к тому, что… Может, кто повлияет, чтоб она чужим людям гадости про семью не говорила. Мне сказали, у детей бывает такое. Мороженое там не купил или что, а ребенок сочиняет. Телевизора насмотрелся.

— Сколько лет девочке?

— Маришке? Семь было недавно.

— Вы принесли фотографии ее и мужа?

— Да. Васильева мне сказала. — Галина Петровна дрожащими руками порылась в сумке, после чего положила на стол два любительских снимка плохого качества. Худенькая девочка с большими глазами. Мужчина с низким лбом и тяжелым подбородком.

Ирина медленно придвинула снимки, прижала к ним ладони, закрыла глаза. Через пять минут Галине Петровне показалось, что колдунья уснула. А может, притворяется, чтоб деньги взять и ничего не сказать. Она быстро спрятала смятую стодолларовую купюру на дно сумки.

Ирина тем временем провалилась в состояние, похожее на тяжелый сон или обморок. Ее не было в кабинете. Она шла за светловолосым ребенком, стараясь попадать в следы тонких слабых ножек. Она увидела порог бедной комнаты, тень крупного мужчины, затем его лицо, глаза, рот, расплывшийся в улыбке… Облако несчастья приобрело конкретные очертания и багровые тона. Маленькая жизнь беспомощно цепляется за краешек земли. Мозг Ирины вспыхнул. Когда она открыла огромные темно-зеленые глаза, ставшие почти черными, посетительница от страха вжалась в стул.

— Ваша дочь говорит правду, Галина Петровна. Вы слушаете меня, понимаете?

— Я не понимаю, — Иванова отвечала с трудом, ее тело била сильная дрожь.

— Уверена, что понимаете. — Голос Ирины был холоднее и тверже мрамора. — Вы много работаете, но найти время, чтобы проверить то, о чем вам рассказывала дочь, легко. Достаточно один-два раза прийти домой в неурочное время. Вы не хотели, боялись узнать правду.