Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я и в самом деле тебя…
— Замолчи! — обрывает меня муж и уходит на кухню.
Я стою в огромном холле, переминаясь с ноги на ногу. Ноги мои босы, но я не чувствую холода. На стене, прямо передо мной висит картина. Я ее все-таки повесила. Второе сверло оказалось прочнее. Это абстракция, я купила ее на выставке в краеведческом музее, у себя на родине. Раз я буржуйка недорезанная, мне надо поддерживать малоимущие таланты. Я частенько принимаю участие в благотворительных аукционах, жертвую деньги в разные фонды и помогаю больным детям. Материально, но и в больнице могу подежурить, если что. И это не притворство. Можно сказать, что я впервые оступилась. И то: я ведь не хотела ее убивать! На курок я нажала в пылу борьбы. Неужели Андрей этого не знает?
Я упорно смотрю на стену, где рукой провинциального художника изображены какие-то спиральки, завитушки и завихрения. Картина называется «Любовь». Не знаю, что меня в ней так зацепило, раз я именно ее купила? Увидела свою судьбу? Меня и в самом деле подхватил какой-то вихрь. И несет, несет…
— Иди сюда, поговорим, — раздается из кухни голос мужа.
Я опрометью бросаюсь туда. Андрей сидит за столом, выложив на него свои тяжелые кулаки. «Может быть, все-таки ударит?» — думаю я с надеждой. Бьет — значит, любит. Это значит, что наши с ним отношения сдвинулись с мертвой точки. Я опять овца, которую надо учить, а не притворщица, о которую даже руки марать неохота.
— Садись, — он кивает на стул напротив.
Раньше бы он сказал:
— Ты почему босиком? Простудиться хочешь? А ну немедленно марш за тапками!
Но теперь он этого словно не замечает. Он больше обо мне не заботится. Я уныло бреду к стулу и сажусь на него, поджимая ноги. Хотя полы у нас на кухне с подогревом. Но меня со вчерашнего дня знобит.
— Надо поговорить. Говорить буду я, мне твои оправдания не нужны. Я видел и слышал достаточно. Женщина, которая столько лет виртуозно врала, легко выдержит часовую очную ставку. Я тебе опять поверю, поэтому молчи. — Я согласно киваю. — Я принял решение. Ты моя жена. Даже если ты кого-то убила, я буду тебя защищать. Потому что я твой муж. Жить мы отныне будем раздельно. После того, как я разгребу то дерьмо, в которое ты вляпалась, — он морщится. — Во время этого процесса мне, скорее всего, понадобится твоя помощь. — Я опять киваю. — Послушная, молодец, — усмехается муж. — Эта-то твоя покорность и сбила меня с толку. Кто бы мог подумать, что я пригрел на груди змею?
У меня с языка чуть не срывается «а сам-то?», но мне велено молчать.
— Как я понял, у нас команда. Я, ты и… — он передергивается. — Этот хмырь, который изображает из себя крутого детектива. На самом деле он м… Думаешь, так трудно найти пистолет?
— Тебе виднее.
— Вот именно, — многозначительно говорит супруг. — Что против тебя? Насколько я понял, свидетель?
— Да. Женщина с собакой. Она меня видела, когда я стояла под фонарем.
— Надеюсь, собака?
— Нет. Обе. Ее хозяйка тоже видела. Я даже с ней разговаривала.
— Очень жаль. Какого черта ты торчала под фонарем? Берешься убивать — хотя бы не светись при этом.
— Я не хотела ее убивать.
— Так получилось, да? — язвит супруг. Теперь он более или менее на себя похож, и я невольно улыбаюсь. — Хватит лыбиться! И сказки мне не рассказывай! Со свидетелем надо что-то решать.
Я пугаюсь.
— Надеюсь, ты ее не…
— Хочешь навязать мне свой метод решать проблемы? В этом ты преуспела. Есть и другие способы. Деньги. Это первое. Но особняки там солидные. Не думаю, что она будет молчать за деньги.
— Собака?
— Хватит дуру из себя строить! Можно сыграть на ее неприязни к полиции. Богатые погоны не любят, если, конечно, сами не такие. Это мы выясним. В конце концов, есть женская солидарность.
— Так я ведь женщину убила! — напоминаю я.
— Плохо! — ругает меня муж. — А может, они по-соседски не ладили? Надо это тоже выяснить. Потом: можно запугать, — он по привычке расправляет плечи.
— Так у нее же собака! Большая, между прочим.
— Плохо, — он тяжело вздыхает. — Собака — это не кошка.
— Вот именно, — поддакиваю я.
— Можешь ты помолчать?
— Молчу.
— Другая проблема, более серьезная, сама полиция. Надо бы криминальные новости почитать.
— А если тебя вычислят?
— Кто?
— По паспорту. Ты ведь планшет на себя оформлял. И с него полезешь в Инет.
— Ты совсем дура?
— Что, не с него?
— Ну, полезу, и что? У нас криминальные сводки читать запрещается?
— А я вот не буду их читать.
— Зачем тебе? Ты у нас ньюс-мейкер!
— Что ж? Молчу.
— Вот и молчи. С полицией надо что-то решать.
— У Вадика жена в пресс-службе работает. И сам он бывший мент.
— Я догадался. — Муж почему-то матерится. Хотя должен бы порадоваться. — У меня в полиции тоже есть связи. Третье — машина. На которой ты туда приехала.
— А что машина?
— Надо с ней разобраться.
— Так ты скажи Вадику — он разберется.
— Вадик у нас на все руки? — злится Андрей. — Ну и как он трахается?
— Я не знаю.
— Сама невинность! То-то он кинулся вытаскивать тебя из дерьма. Я так понимаю, бескорыстно.
— Почему? За деньги.
— А они у тебя есть?
— У тебя есть.
— У меня-то есть, — Андрей смотрит на меня как-то странно. — В общем, проблем не счесть. Да еще моя работа. Там завал.
— Венгры приедут? Или в Белоруссию смотаться?
— Предлагаешь свои услуги?
— А чем я хуже Светы?
— Да, к счастью, есть Света. Которая меня прикроет.
— Ты на ней женишься, да? Когда мы разведемся?
— С чего ты взяла? — удивленно смотрит на меня Андрей. — Я вообще больше не женюсь. Никогда. И потом я сказал: официально мы с тобой не разведемся. У нас Степан Андреевич.
— Он уже взрослый. Сам в состоянии развестись.
— Не лезь в мои отношения с сыном! Или ты замуж хочешь? Спать я тебе, кстати, с Вадиком не запрещаю. Или с кем другим… Ах да! Есть еще ее муж! Как это я забыл про главное действующее лицо? Как у вас с ним?
— Я его еще не видела.
— Ну, понятно! Но этот будет молчать по известной причине. К тому же я с ним поговорю.
«А с Борисом я поговорю».
— Андрей! Не делай этого!
— Тебе что, его жалко?