Он уставился на меня диковатыми глазами, и я все-таки пожалела его – отдала яблоко. В дверь позвонили. Прибежал Васька с тряпкой в руке и зашептал:

– Баба Зина пришла за новым пальто!

Я выхватила из сумки кошелек и открыла дверь.

– Твой выродок... – баба Зина ткнула мне в нос старое плюшевое пальто с белыми разводами от плеча до пояса.

– Хватит? – я сунула ей под нос три тысячерублевые купюры. Ее кацевайка не стоила и половины.

Баба Зина вцепилась толстыми пальцами в деньги и молчала. Я добавила еще пятьсот и закрыла дверь.

– Фу ты, ну ты! – крикнула бабка. – А все нищую изображает! Небось, прости господи работаешь, раз деньгами швыряешься. Могла бы мне мамашкино пальтецо отдать, ей все равно без надобности!

Зря я ей добавила, но не отбирать же.

– Ма, я все отмыл, можно «Дэнди»?

– Я все отдам, до яблочка, – жужжал на кухне Вадик.

– Ма, давай ставить елку, до Нового года всего три дня!

Я отнесла Иве яблоко.

– Я хотела помидор, – заявила она.

– Ну и хоти себе потихонечку! – посоветовала я ей.

– Я так и знала, что если я заболею ... – засмеялась мама.

Я пошла в комнату к Вадику. Он лежал на диване и грыз яблоко.

– Я с тобой развожусь! – сказала я ему.

– Ты со мной что? – не понял он.

– Развод, понимаешь? – я жестами попыталась помочь ему понять смысл сказанного.

– А почему? – очень удивился Вадик.

– Я люблю другого человека, – вдруг ляпнула я.

– Ты... что?

– Мужика себе нашла! – заорала я.

– И кто же на тебя польстился? – прошептал Вадик и схватился за сердце с правой стороны.

Я взяла его руку и переложила на левую сторону груди.

– Не трогай меня, шлюха! – завизжал Вадик.

Я засмеялась.

– Ура! Я шлюха.

– Нашла денежный мешок? – попытался усмехнуться Вадик.

– Нашла, – согласилась я.

– Ёлки, игрушки, а дома пожрать нечего! Ну и встречайся с этим мешком, а зачем развод-то? – вдруг почти ласково спросил муж.

– Я знала, что живу с уродом, но что с подлецом!

– Лорик! Мы современные люди.

– Я знаю, тебе некуда уйти, но я готова даже разменять эту квартиру, лишь бы не видеть вечно помятого тебя на этом вечно разобранном диване. Тебе придется устроиться на работу, потому что ты не сможешь лазить в мой холодильник и тягать оттуда плавленые сырки. Тебе придется работать! И не для человечества, а для себя.

– Ты хочешь сказать, что я алкоголик, который нигде не работает? – опять взвился Вадик, но тут же сбавил обороты. – Лорик, нужно подождать совсем немного, я запатентую свои открытия, я прославлюсь, я получу огромные деньги. Если ты решила с кем-то встречаться, пожалуйста! Я человек широких взглядов. Но зачем развод?

Я задыхалась в этой грязной комнате и нужно было побыстрей закончить этот грязный разговор.

– Я устала. Я жить хочу, а не лямку тянуть. Я не умею радоваться. Даже Ива умеет. Я больше не хочу быть трусливой, слабой дурой.

Зачем я это ему сказала? Если уж была потребность высказаться, то исполнила бы монолог перед Ивой. Она бы сказала: «Молодец, Лорка!» И мне стало бы легче, потому что от Ивы похвалы не дождешься.

Но этим день не закончился. Как только я, коснувшись подушки, уснула, дверь моей комнаты открылась, и ввалился абсолютно пьяный Вадик.

– Лорик! – еле ворочая языком, сказал он. – Я вспомнил! Последнее время я уделял тебе мало внимания как женщине.

Он вдруг плашмя упал на меня и засучил руками и ногами, будто пытался научиться плавать.

– Лорик! – зашептал он, воняя дешевым пойлом. – Лорик! Наши чувства не остыли! Я виноват, что забыл о су-упжеском долге, но у меня счас все получится, должно получиться. А вообще, мы можем жить втроем с этим твоим... денежным мешком. Я человек широких взглядов.

Несмотря на то, что Вадик очень мало ел, он оказался невероятно тяжелым. Как ни пыталась, я не смогла его скинуть с себя, щипки и укусы на него не действовали. Он то ли принимал их за проявления страсти, то ли просто не чувствовал.

– Счас, Лорик, счас. Я научу тебя радоваться. У меня должно получиться.

Меня тошнило от его несвежего дыхания, и я совсем потеряла надежду отбиться. Орать я боялась: испугаю и Иву и Ваську.

– Уйди, гад! – зашипела я, но Вадик был из породы мужчин, которые считают, что если женщина говорит «нет», она просто ломается и набивает себе цену. Жаль, что у меня нет пистолета, не задумываясь, спустила бы курок. И наказание мне дали бы условное – самооборона. Жаль, что у меня нет ножа. Зато у меня есть...

Под подушкой у меня есть шикарная, чугунная сковородка. Это тебе не сраный тефлон. Неудобно вывернув руку, я вытащила сковородку и со всего размаха приложила ее Вадику между глаз. Вадик всхлипнул, пьяно икнул, и отключился. Я нащупала пульс – живой. Отделается шишкой, а лучше бы – сотрясением мозга. Я волоком оттянула его к родному дивану и оставила лежать на полу. Довольная собой, я снова спрятала вонючую сковородку под подушку и, наконец, заснула.

* * *

На следующий день, когда Деля пригласила меня на совещание к директору, я очень испугалась. Забыв, что от меня нужна идея, я полдня прогоняла игрушки на компьютере, и в голове моей было пусто и легко. К Андрону я зашла с трясущимися коленками, как ученица, не выучившая урок.

Все начальники отделов были уже в сборе.

– А вот и наша Лорочка! – подскочил в кресле Андрон и услужливо подставил мне стульчик. – Никто не будет возражать, если она выскажется первой?

К моему ужасу никто не возразил. Я открыла рот, не зная, что сказать. Я всегда была отличницей, и первый раз в жизни ощутила ужас двоечника, который не знает ответа на вопрос учителя.

– А... э... от госпожи Булгаковой будет торт? – пролепетала я, выигрывая время.

– Торт, торт! – закивал Андрон и начальники отделов.

– Большой? – зачем-то продолжала я допрос.

– Большой, большой! Огромный!

И тут у меня появилась идея. Так себе идейка, тупой американский юмор, но другой у меня не было.

– В него надо посадить снегурочку, – неуверенно поделилась я неоригинальной мыслью.

– Йес! – заорал Андрон и, забыв про имидж директора, заскакал вокруг стола.

– Йес! Йес!

Начальники отделов бурно зааплодировали, я срефлексировала и зачем-то раскланялась.