Все согласились, что это нужно сделать как можно скорее. Наутро ящики тансу были освобождены, а вещи О-Соно отправлены в храм. Но той же ночью она снова появилась в спаленке наверху, и следующей ночью опять стояла напротив тансу, и так повторялось каждую ночь, пока в доме не воцарился невыносимый страх.

Тогда мать овдовевшего купца отправилась в храм, рассказала настоятелю о том, что у них происходит, и попросила помощи. Пожилой настоятель, известный под именем Дайгэн Осё, был последователем учения дзен и весьма образованным человеком.

– Должно быть, в тансу или рядом с ним находится нечто не дающее ей покоя, – предположил он.

– Но мы всё достали из ящиков, – сказала старая женщина, – в тансу уже ничего нет…

– Что ж, тогда я приду сегодня в ваш дом, проведу в комнате покойной всю ночь и посмотрю, что она будет делать, – решил Дайгэн Осё. – Предупредите домочадцев и слуг, чтобы никто не входил туда во время моего ночного бдения, если я не позову.

После заката настоятель явился в дом купца, поднялся в спаленку О-Соно и остался там в одиночестве читать сутры. До наступления часа Крысы[25] ничего не происходило. Затем вдруг перед тансу нарисовалась фигура О-Соно. Лицо ее было печально, а тоскливый взгляд устремлен на ящики комода.

Настоятель произнес предписанную в таких случаях мантру и окликнул женщину, назвав ее каймё[26].

– Я пришел сюда помочь вам, – сказал он. – Вероятно, в тансу лежит то, что не дает покоя вашему духу. Вы позволите мне найти это для вас?

Настоятелю почудилось, что легким наклоном головы тень выразила согласие, поэтому он встал и открыл верхний ящик. Тот оказался пуст. Во втором, третьем, четвертом ящиках тоже ничего не было. Дайгэн Осё тщательно изучил пространство между ними и за ними, осмотрел стенки и дно комода, но так ничего и не нашел. Между тем призрак О-Соно по-прежнему оставался на месте, печально взирая на тансу.

«Что же ей нужно?» – подумал настоятель. Тут ему в голову пришло, что какой-нибудь документ может быть спрятан под бумагой, которой выстланы ящики. Он достал бумагу из первого – ничего. Достал из второго и третьего – тот же результат. Но под бумагой в самом нижнем ящике обнаружилось письмо.

– Вы печалитесь из-за этого? – спросил Дайгэн Осё. – Письмо не дает вам покоя?

Призрак повернулся к нему, взгляд тусклых глаз впился в конверт.

– Хотите, я его сожгу? – предложил настоятель.

Призрак склонился перед ним.

– Стало быть, обещаю: нынче же утром это послание сгорит дотла в храме. И никто, кроме меня, не узнает, что в нем написано.

Призрак улыбнулся и исчез.

Уже светало, когда Дайгэн Осё спустился в гостиную, где его в нетерпении дожидалось купеческое семейство.

– Можете не волноваться, – сообщил он. – Дух усопшей впредь не появится.

И О-Соно действительно больше ни разу не появилась в доме.

Письмо сгорело. Это было признание в любви, полученное О-Соно во времена ее учебы в Киото. Но о содержании послания знал только настоятель буддийского храма, и эта тайна умерла вместе с ним.

В деревеньке, затерянной в провинции Мусаси, жили-были два дровосека – Мосаку и Минокити. В те времена, когда произошла эта история, Мосаку уже достиг преклонных лет, а Минокити, его ученику и помощнику, едва исполнилось восемнадцать. Каждый день они вдвоем ходили в лес за несколько ри от деревни. По пути туда нужно было пересечь на лодке широкую реку. Многие поколения местных жителей строили мост на месте переправы, но река, выходя из берегов в половодье, всякий раз его сносила, и люди отказались от борьбы со стихией.

Однажды студеным вечером Мосаку и Минокити возвращались домой. Надвигалась снежная буря, а лодочника на переправе они не застали – куда-то отлучился, бросив посудину на другом берегу. О том, чтобы пересечь реку вплавь, не могло быть и речи, так что дровосекам пришлось устроиться на ночлег в хижине лодочника – впрочем, в такое ненастье они были бы рады любому убежищу. Очага в хижине не обнаружилось, да и места, чтобы развести огонь, не хватало – это была лачужка на две циновки[27], без окон и с одной дверью. Мосаку и Минокити задвинули засов и улеглись спать, укрывшись дождевыми накидками из соломы. Им даже показалось, что в хижине не так уж холодно, и появилась надежда, что буран скоро утихнет.

Старик Мосаку почти сразу заснул, а мальчик по имени Минокити долго лежал, вглядываясь в темноту и слушая яростный вой ветра-великана, бросавшего в ветхие стены огромные пригоршни снега. Совсем рядом глухо рокотала река, и ветхая лачуга скрипела на все лады, как джонка на бурных волнах. Метель все не унималась, с каждым мгновением воздух становился холоднее, так что Минокити под соломенной накидкой начал трясти озноб. Но в конце концов и ему удалось заснуть, несмотря на стужу.

Проснулся он от ощущения, будто в него бросили горсть снега. Открыв глаза, Минокити увидел, что дверь распахнута и в проем струится белесый снежный свет (юки-акари), а в лачуге находится женщина в снежно-белых одеждах, она склонилась над Мосаку и дышит ему в лицо белым клубящимся паром. В этот самый миг женщина подняла голову и метнулась к Минокити. Мальчик хотел закричать, но не смог выдавить ни звука. Белая женщина склонялась над ним все ниже и ниже, ее лицо стремительно приближалось к его лицу. Минокити подумал, что незнакомка прекрасна, но ее глаза вселяли в него ужас. Несколько мгновений она пристально смотрела на него, а потом улыбнулась и прошептала: «Я собиралась поступить с тобой, как с тем стариком, но пожалела – ты такой молоденький и пригожий, Минокити, я не причиню тебе зла. Но если ты кому-нибудь расскажешь – пусть даже родной матушке – о том, что видел нынче ночью, я о том узнаю и убью тебя. Помни мои слова!»

Женщина выпрямилась и исчезла за дверью. Только тут Минокити снова обрел способность двигаться, вскочил и выглянул из лачуги. Но женщины нигде не было, лишь кружил в безумной пляске снежный ветер, который тотчас принялся рваться в хижину. Мальчик, захлопнув дверь, на всякий случай завалил ее изнутри поленьями. Он решил для себя, что дверь растворилась из-за порыва ветра, поскольку иначе как сновидением все случившееся признать не мог. Он попытался убедить себя, что в дремотном мороке принял клубившийся в дверном проеме снег за женскую фигуру, но уверенности в этом не чувствовал. Тогда он окликнул Мосаку и перепугался, когда старик не ответил. Минокити, вытянув руку, коснулся в темноте его лица – оно оказалось холодным как лед. Мосаку был мертв и уже остыл.