До нас дошли слухи, что мисс Эйр попала в аварию. Об этом писали все газеты; она чуть не все лето грозилась подать в суд на школьный совет за клевету, потому что от нее постоянно требовали все новых и новых документов, подтверждающих, что она не была пьяна. Но никто из наших родителей особенно об этом не распространялся, так что мы все умолкли, когда она вошла в класс.

– Уделаться можно! – еле слышно прошептал Джейми Керфлэк.

– Перебьетесь, – ответила мисс Эйр и бухнула книги на стол.

На шее у нее был жесткий гипсовый корсет. Главный удар, как потом сказала мне мама, пришелся по челюсти. Ее пришлось ломать заново и, скорее всего, придется ломать еще раз. Носовой хрящ был так раздроблен, что докторам пришлось собирать его по кусочкам и склеивать скотчем. Но особенно жуткое впечатление произвели на нас ее глаза. В окаймленных черными кругами глазницах радужные оболочки были похожи на шляпки гвоздей, глубоко вбитых в гнилое дерево.

– Кто на горячие завтраки? – спросила мисс Эйр и принялась считать.

Я поднял руку и увидел, что новенький тоже поднял.

– На домашние? – продолжала она.

Я снова поднял руку, сдержав улыбку, чтобы мисс Эйр не заметила моего мелкопакостничества. Новенький, по моим наблюдениям, сделал то же самое.

– Кто такой Арнольд Гросс? – спросил Гаррет Серпайен.

Я мельком взглянул на Терезу, но она никак не прореагировала. Мисс Эйр состроила гримасу и вскинула голову. Не часто нам доводилось видеть у кого-либо из учителей такое выражение лица, как тогда у мисс Эйр, – разве что после Рождественских каникул, когда до них доходило, что впереди еще целых шесть месяцев работы.

– Я отвечу на ваш вопрос, – сказала она, пристально посмотрев на каждого по очереди. – Арнольд Гросс был судьей штата Мичиган; он счел не вполне справедливым, что основная масса денег уходит в пригородные школы, тогда как центральным районам Детройта достаются жалкие крохи. – Мисс Эйр повторила смертельный трюк со вскидыванием головы на переломанной шее, на сей раз потерев глаза, словно пыталась соскрести с них немного черноты. – Пару лет назад он вынес решение, чтобы несколько бедных детей, – она так и сказала: «бедных», а не «чернокожих», – перевели в пригороды, а несколько более состоятельных – в центр. Потом он умер. И наши жалостливые и прогрессивно мыслящие законотворцы и юристы из пригородов с тех самых пор пытаются это решение опротестовать.

– В центр – это куда, в Детройт? – спросил Гаррет.

Мисс Эйр тяжело опустилась на стул, но я был почти уверен, что на лице ее мелькнула улыбка. Из-за поврежденной челюсти она получилась на удивление дружелюбной.

– Но ведь этого так и не произошло? – поинтересовалась Тереза. – Из нашей-то школы ведь никого никуда не переводили?

– Еще бы! – сказал новенький; он крутился, заглядывая каждому в лицо. – Переводили только из города, а не в город.

– Но кого? – спросила Тереза, повернувшись к нему. Я почувствовал укол ревности.

– Особенных детей, – ответил он с такой же ухмылочкой, какую послал мне во время подсчета голосов по завтракам. – Операция «Спасение».

Мисс Эйр в изумлении уставилась на него и чуть не легла грудью на стол.

– Операция «Спасение»? И тебе сказали, что это так называется?

Новенький кивнул.

– Вот ее… – Она чуть не сказала «сукины дети», но вовремя спохватилась.

– Мисс Эйр! – раздался окрик из-за дверей, и в класс прошествовала миссис Джапп.

За лето ее волосы окончательно поседели, а пучок, который она соорудила на голове, больше смахивал на шишку от удара, чем на прическу. На губах у нее лежал избыточный слой все той же персиковой помады, на щеках – все те же чересчур красные румяна, но кожа под ними как будто натянулась и стала совсем тонкой. Одна улыбка, подумал я, – и она лопнет.

– Всех с возвращением! – изрекла миссис Джапп и улыбнулась – но не лопнула.

Я наблюдал за ней, за мисс Эйр, которая вся сжалась на стуле, и за новеньким с энтузиазмом Джейми Керфлэка.

– Мне не терпится начать, – продолжала миссис Джапп. – У нас впереди волнующий год. Я не сомневаюсь, что вы уже познакомились с нашими новыми учениками, и тем не менее позвольте мне вам их представить.

Она начала с конца, с некоей Мэрибет, которая приехала из Торонто; потом представила Томаса, который перевелся из частной школы, потому что его семья слышала столько удивительного о нашей муниципальной; и наконец, улыбнувшись еще шире, она жестом указала на мальчика, сидевшего с Терезой, и возвестила:

– Последний, но никоим образом не худший, – Спенсер. Он из Ферндейла, и, кстати говоря, весьма талантлив.

– Мы знаем, что вы примете его более дружелюбно, чем можно было бы ожидать от ваших родителей, – присовокупила мисс Эйр.

Весь класс так и замер. Она вся кипела от ярости, и ее гнев был явно нацелен на миссис Джапп. Мы никогда еще не встречали человека, который не скрывал своей неприязни к миссис Джапп.

– Мисс Эйр, – проговорила директриса деловым тоном, – не могли бы вы на минутку выйти со мной в коридор?

– Карандаши! – велела нам мисс Эйр, проследовав за миссис Джапп к двери. – Бумагу! Когда я вернусь, мы проведем отборочный тест по математике.

За карандашами никто из нас не полез – никто даже не пошелохнулся. Мы хотели услышать, о чем говорят в коридоре, что было проще простого. Миссис Джапп не потрудилась понизить голос, а мисс Эйр чуть не срывалась на крик.

– Мне хотелось думать, мисс Эйр, что такая программа, как операция «Спасение», должна вызывать у вас одобрение и поддержку.

– Еще бы вам этого не хотелось! – огрызнулась мисс Эйр.

– Ваш тон, мисс Эйр.

– «Спасение», говорите? Мы спасем вас от вашего дома и ваших родителей, отправив вас туда, где живут белые – ах, извините, – порядочные и благородные люди, и…

– Ваш тон, мисс Эйр. С кем, по-вашему, вы разговариваете?

У Гаррета Серпайена, сидевшего в первом ряду, отвисла челюсть. Остальные украдкой поглядывали друг на друга и быстро отводили глаза. Только один Спенсер Франклин открыто смотрел в сторону коридора.

– И часто здесь такое бывает? – спросил он у Терезы.

Она что-то ответила, но я не расслышал, что именно, потому как ее слова заглушил крик мисс Эйр:

– Я скажу вам, с кем я разговариваю! С дисциплинарным советом, который все зудит и зудит: «Мы-то-знаем-что-вы-были-пьяны-хотя-и-про-ба-на-алкоголь-и-полиция-это-отрицают»!

Вздохи миссис Джапп стали такими же громкими и энергичными, как и ее голос. Один такой вздох ворвался в классную комнату, всколыхнул листву на бумажном дереве и всех нас усмирил.

– Я знала, что вы не были пьяны, Молли.

– Что-то я не помню, чтобы вы присутствовали на тех двух слушаниях, когда меня допрашивали.