Компания стояла у дверей.

— А зачем ключи в конверте? Они же у тебя в Бергене всегда хранились в шкафу с удочками. Это что, еще один комплект?

Мартин потянулся за конвертом, но Якобсен вмешался:

— Ну, зачем же открывать здесь, на лестнице. Пакет запечатан, я настаиваю на просмотре содержимого в домашней обстановке или в участке полиции, как вам угодно. Можно выронить что-то, потерять.

— Вот еще, начальство выискалось, — фыркнула Сильвия. Ты же полицейский следователь, вот и расследуй, а в наши семейные дела лезть необязательно!

— Да, — вставил отец Мартина, — на каком это основании? Мы сегодня хотели побыть в семейном кругу.

— На основании дела о тяжком преступлении, совершенном в доме на Хольте гата. Если кому-то это неясно, вступление в силу завещания может быть приостановлено по решению суда.

Расследование проводится под пристальным вниманием премьера и генеральной прокуратуры, так что уж позвольте мне ознакомиться со всем наследуемым движимым имуществом, я готов предъявить ордер на это.

У Якобсена не было никакого ордера, но фраза, произнесенная им возымела действие. Для пущей важности он демонстративно изъял у Мартина запечатанный конверт из плотной бумаги и отправил его в свой кожаный портфель.

— Расписочка, как положено, будет предоставлена по каждому изъятию. В данном случае, речь идет о копии ключей, только и всего.

Сильвия посмотрела на Якобсена как мамба на кролика, но возразить не посмела. Куда девалась ее вчерашняя любезность?

Из офиса Зелински вышла секретарша, цокая тонкими каблучками по мраморной плитке.

— Подождите меня, мне нужно спуститься на второй этаж.

— Я сегодня уезжаю, дорогой, — бросила Сильвия отцу, который отвлекся на стройную фигурку молодой секретарши в облегающем коротком платье.

Мать невозмутимо продолжила:

— Гедеон, как все это закончится, запакуй мне картину, пожалуйста, я буду в Осло в середине мая.

— У меня самолет завтра в восемь вечера. Мартин все сделает, он аккуратный и ответственный.

Мартина покоробила эта похвала. Ни аккуратность, ни ответственность не были ему присущи. И тут ему пришла в голову мысль. Он как-то совсем перестал думать об этом, а тут вдруг вспомнил:

— Пап, а вы с дедом где свои пленки проявляли? Вы с них потом печатали фотографии, я помню у нас были ванночки, красный фонарь, увеличитель.

— Так все же это в Бергене осталось, в твоей квартире или в гараже.

— А сами негативы остались? Приехал лифт, и разговор продолжился по дороге на нулевой этаж.

— Не помню, где они. Но отец не хранил их в скрученном виде, он аккуратно резал пленки на части и закладывал в толстые книги — энциклопедии, словари. Он и меня научил так делать, а ты что, фотографией решил заняться? Помню, разводили метол-гидрохинон в воде, фиксаж. В темноте сидели с одним красным фонарем. Сейчас все в фотолабораториях сделают, и проявят, и напечатают. Хоть черно-белую. хоть цветную. Вот, я чего тебе скажу, я вспомнил: мои пленки у отца в книгах хранились на этажерке, а его пленки сразу после войны в Бергене проявляли, и там же они, скорее всего остались. Погляди в книгах на антресолях.

Молодец, Мартин, — подумал Якобсен, почему я не подумал о негативах? Пропавшие фото можно восстановить. Эту зацепку с фотографиями надо проверить до конца. Для этого надо сгонять в Берген. И тут его какая-то неясная тревога стала беспокоить, а вот почему, он и сам понять не мог.

В Берген они выехали на хонде Якобсена. Это могло несколько ускорить дело, так как поезда пришлось бы ждать еще несколько часов. Следователь позвонил из таксофона домой, и сообщил, что выезжает в Берген по служебной надобности и скорее всего, вернется только завтра утром.

— Шустрая малышка, — похвалил Адриан свою япошку, — часов шесть, если пробок не будет, и мы на месте.

Анна, наверное, на работе, дома еды никакой, — подумал Мартин, — и сообщить даже некому о своих передвижениях. Один, один, как перст.

С Конгенс гата они свернули на Е18 и вдоль побережья двинулись в сторону Саннвики. Пробок не было, но в черте города пришлось соблюдать скоростной режим.

— Теперь, когда мы одни, расскажи о том. о чем мы с тобой не успели поговорить. О яхте, о северных друзьях Оскара Хальворсена, ведь, они были такие?

— Яхта. Её он приобрел в 1976 году, в год, когда не стало бабушки. Он давно мечтал о ней, но не хватало средств, так что бабушкины накопления пошли в дело. Он тогда еще не получил место на кафедре. Восемнадцатиметровая посудина, с хорошей внутренней отделкой. Конечно, она не так шикарно выглядит, но в ней есть все необходимое для рыбной ловли и длительных прогулок. Яхта стоит в Бергене на марине, на своем обычном месте. Дед ходил на ней в последний раз в прошлом году осенью. Тогда он меня с собой не брал, но после я эту яхту видел, она в порядке.

Насчет северных друзей деда. Мало кого я знаю, да и те вряд ли живы. Возможно, дома сохранились письма, адресованные ему. Он почему-то не забрал их при окончательном переезде в Осло.

— Отец сказал, что у тебя был свой комплект ключей от яхты, — вспомнил следователь.

— Да, ключи, действительно есть, я их видел недавно в гараже.

— А зачем дед передал тебе свой комплект?

— Понятия не имею, ты мне даже конверт не дал вскрыть.

— В Саннвике сделаем остановку, перекусим и посмотрим, что там в конверте, не возражаешь?

— А у меня есть выбор?

Якобсен загадочно улыбнулся. При выезде из города он вдавил педаль газа в пол. Время приближалось к обеду, Е18 была не слишком загружена, изредка попадались пригородные автобусы, фуры с продуктами. Скоро они въехали в пригород и припарковались около китайского ресторана с традиционным названием — Chinatown. Адриан частенько останавливался перекусить именно в этом заведении Саннвики. Тут было чисто, вкусно и недорого, чего нельзя было сказать о многих соседних заведениях общественного питания. Зал выглядел скромно, и в то же время по-домашнему уютно, скатерти на столах идеальные, стулья основательные, из настоящего дерева. Мартин заказал на обед лапшу с морепродуктами и большую лепешку со свининой в соусе и зеленью. Официант дважды переспросил “Больсую?”, и юноша подтвердил. Якобсену принесли суп с говядиной и маленькую лепешку, которая показалась Мартину очень “больсой”.

— Здесь хорошо, — признался молодой человек, — а цены, так просто радуют. В Осло кафешки совсем потеряли совесть в этом отношении.

Покончив с лепешками, надо сказать, что Мартин еле справился со своей, они заказали зеленый чай. К чаю официант принес несколько конфет и два печенья с записками в качестве традиционного подарка от заведения. Конфеты имели довольно странный вкус.