Герцог Лерма

М. Ю. Лермонтов (1833)

Для Мишеля вопросы «кто я», «откуда я» стали мучительными. О роде матери по бабке он знал все. Видел многочисленную родню. Весело проводил время с кузенами и кузинами. Хотя Столыпины уж точно не были столбовыми дворянами. Их род был совсем почти молодой. Они вели счет предкам с середины 16 века, а в 17 веке получили поместье в Муромском уезде. Поместье было крошечное, и возвышение рода началось с детей прадеда Лермонтова – Алексея Столыпина, то есть при жизни его бабки. Все их богатство образовалось лишь в 18 веке. Созрело на винных откупах. Гордиться таким «возвышением», конечно, можно было лишь с горькой усмешкой. В приличном обществе упоминание о такого рода обогащении считалось неприличным. Хотя не одни Столыпины разбогатели таким способом. Ходили даже слухи, что и все их родословие – поддельное, купленное за барыши с откупного промысла. Ничего «поэтичного» ни в таком родословии, ни в таком возвышении Лермонтов не видел.

Арсеньевы тоже были не из самых родовитых. Их предок Аслан Мурза Челебей перешел на службу к московскому князю Дмитрию Донскому в конце 14 века, и якобы от старшего сына этого Челебея, крестившегося в православие под именем Прокопия, Арсения, и пошел род Арсеньевых. И хотя предок именовался православным именем, в быту его называли старым тюркским – Юсуп. Этот Юсуп дал не только Арсеньевых, но и знатных Юсуповых. Может, несколько восточные черты лица Лермонтова, которые наши современные искатели «кавказских предков» поэта соотносят с вайнахами и ичкерами, нужно просто связать с происхождением рода Арсеньевых? Мария Михайловна, если внимательно присмотреться к портрету, тоже ведь ими не обделена. Однако род Арсеньевых Мишеля в те юные годы никак не заинтересовал. Таких, как Арсеньевы, было немало. И ничем особенным они не прославились. А в предках приятно иметь человека известного, желательно с трагической судьбой или великими заслугами.

О происхождении своего рода не знал и сам Юрий Петрович. Дворяне – да. Но кто был основателем? Он не задумывался. И в голове у его сына бродили разные мысли. Начав изучать историю, он натолкнулся на знакомое имя – Лерма, герцог. Лермонтовы тогда писались как Лермантовы. Может, он, Мишель, ведет свой род от этого герцога? Правда, Франсиско Гомес де Сандоваль-и-Рохас был испанцем. Но достаточно посмотреть на себя в зеркало, чтобы понять – на русского он тоже не слишком похож. А испанцы – это хорошо. Гордый народ, сильный, страстный, очень романтический. И родословие у этого герцога – сплошное удовольствие. Его внучка стала прародительницей португальских королей! Правда, с потомками по мужской линии у герцога было плохо, оба его сына породили лишь дочерей, так что и титул перешел по женской линии роду Мединасели. И никакой родословной ветви сам Лерма не породил и потомками гордое имя не увековечил. Мишель, конечно, особенностей биографии герцога не знал. А то, что знал, очень радовало слух: заключал мирные договоры и вел войны, правда, разорил страну так, как иной враг, за что и попал в сеть придворных интриг и королевскую опалу. Но, чем больше Мишель думал о герцоге, тем больше им восхищался. Сильная личность. Он даже изобразил портрет этого Лермы – сперва на стене, потом на холсте.

Испанец с фонарем и католический монах

М. Ю. Лермонтов (1831)

А. А. Лопухин, сын Алексея Лопухина, московского друга Лермонтова, рассказывал со слов отца, что «Лермонтов вообще, а в молодости в особенности постоянно искал новой деятельности и, как говорил, не мог остановиться на той, которая должна бы его поглотить всецело, и потому, часто меняя занятия, он, попадая на новое, всегда с полным увлечением предавался ему. И вот в один из таких периодов, когда он занимался исключительно математикой, он однажды до поздней ночи работал над разрешением какой-то задачи, которое ему не удавалось, и, утомленный, заснул над ней. Тогда ему приснился человек, изображенный на прилагаемом полотне, который помог ему разрешить задачу. Лермонтов проснулся, изложил разрешение на доске и под свежим впечатлением мелом и углем нарисовал портрет приснившегося ему человека на штукатурной стене его комнаты. На другой день отец мой пришел будить Лермонтова, увидел нарисованное, и Лермонтов рассказал ему, в чем дело. Лицо изображенное было настолько характерно, что отец хотел сохранить его и призвал мастера, который должен был сделать раму кругом нарисованного, а само изображение покрыть стеклом, но мастер оказался настолько неумелым, что при первом приступе штукатурка с рисунком развалилась. Отец был в отчаянии, но Лермонтов успокоил его, говоря: „Ничего, мне эта рожа так в голову врезалась, что я тебе намалюю ее на полотне“, – что и исполнил. Отец говорил, что сходство вышло поразительное. Этот портрет приснившегося человека с тех пор постоянно висел в кабинете отца…»

Приснившийся человек изображал герцога Лерму. В средневековой испанской одежде, с кружевным воротником, с испанской бородкой, с орденом Золотого руна. Лицо Мишель изобразил похожим на свое. Но увлечение Испанией держалось недолго, да и родословная привязка к Лерме была тоже натянутая. Отставив герцога, бежавшего, согласно одному из семейных преданий, от мавров в Шотландию, Мишель заинтересовался сведениями, полученными из бумаг, удостоверяющих его дворянство. Борьба Юрия Петровича с чиновниками наконец-то была завершена. К 1830 году, когда Мишелю нужно было переходить из пансиона в университет, бумаги были готовы.

В документе, выписанном Юрию Петровичу, говорилось, что он дворянин и что его род внесен в родословную книгу тульского дворянства. Документ был получен большими усилиями и только при помощи семейства Арсеньевых. Переписку с инстанциями вел брат деда Лермонтова Михаила Васильевича – Григорий Васильевич Арсеньев, он ездил и в Кострому, где была выправлена нужная бумага. Бюрократическая волокита с выдачей родословия вполне понятна: работа в архивах и восстановление документов требуют времени, дело Лермонтовых шло по инстанциям – писались запросы в Вотчинный комитет, в Дворянское собрание Костромской губернии, где находилось прежнее имение Лермонтовых, проданное до переезда в Кропотово, в Петербург, чтобы получить выписку из Общего гербовника, снова в Кострому и так далее…

Считается, что русские Лермонтовы ведут род от Георга Лермонта, перешедшего в 1613 году на сторону русских после сдачи крепости Белая, где стоял нанятый поляками шотландско-ирландский гарнизон. Сын этого Георга (Юрия) Петр Лермантов и был первым предком Михаила Юрьевича, родившимся на русской земле. Странно, но с родственниками Юрий Петрович не общался. Более того, он даже не знал, что они существуют. Хотя в доме, по свидетельству Вырыпаева, были повешены несколько портретов предков Мишеля: «…прадеда Юрия Петровича и деда Петра Юрьевича, изображенных неизвестным крепостным художником в парадных кафтанах и в париках с буклями. Особенно богат наряд прадеда, на нем нагрудный знак депутата Комиссии по составлению нового уложения (1767); эта Комиссия была создана по велению Екатерины II».