Притворно над горем смеясь.

Веселье фальшиво,

Распутство — противно и скучно.

Но бренное тело

Над нею взяло свою власть

С такою ошибкой

Живущие все неразлучны.

Не тех мы целуем,

Себя отдаем мы не тем,

В угарном движенье

Каких-то ненужных желаний.

Бредем мы вслепую

К забвению и пустоте.

И нет сбережений

В дырявом душевном кармане.

... Земные владыки, хоть и облечены богоподобной властью, превозносимы в исторических одах, почитаемы со страхом и трепетом, все ж являются такими же людьми из плоти и крови, как и те простолюдины, что трудятся на рисовых полях или занимаются ловлей омаров. Хотя, говорят, в достославные времена были в Яшмовой Империи государи, схожие статью более с небожителями, чем с простыми смертными. Легендарный древний государь Лао-дин, основатель и великий строитель Яшмовой Империи, как повествуют летописи, имел не две, а четыре руки, ибо бесконечно трудился на благо государства. У другого древнего государя — владыки Лунь-дина — были будто бы в каждом глазу по два зрачка, что свидетельствовало о его величайшей прозорливости и наблюдательности. Ну а император Лима-дин, как опятьтаки повествуют древние манускрипты, был вдвое против остальных мужчин всего мира одарен благословенной нефритовой статью[9], что, конечно, означало не что иное, как превосходнейшую его плодовитость. Недаром говорят, что в каждом жителе Яшмовой Империи, даже в самом последнем рабе, есть капля императорской крови предивного Лимадина.

Вот какие в древности были государи Яшмовой Империи! Немудрено, что позже им стали воздавать божественные почести. Конечно, древним императорам, возможно, чужды были кипения обычных человеческих страстей, но кто знает...

Что же касается государя Жоа-дина, то он, низложив в своем сердце коварную наложницу Шэси, предался самому грубому разгулу, забросив государственные дела и попирая свой высокий сан. Каждый день он пировал во дворце Восточного Ветра, где разыгрывались представления придворных лицедеев, музыкантов и мастеров пускать потешные огни. Вокруг императора теперь благоухал целый цветник наложниц — тех, которых ранее он не оделял своим бесценным вниманием. Каждую ночь Жоа-дин встречал с новой наложницей и был ненасытен и безжалостен в страсти. Теперь все наложницы получили звания подруг на всякий случай и просто приятных подруг. Их без счета одаряли дорогими украшениями, шелками, парчой, благовонными притираниями, пудрой и всем тем, без чего не представляет себе жизни любая женщина, будь она даже милостивая богиня Гаиньинь.

В беседках и павильонах не переставали звенеть кубки с вином, звучали песни, музыка, смех... На Должность верховного евнуха вместо Лукавого Кота был назначен господин Цисин, и он лез из кожи вон, Дабы император улыбался довольной улыбкой. Однако, как ни ублажали Жоа-дина наложницы, как ни развлекали актеры и потешные огни, улыбался император редко, а на челе его будто заночевала дождевая осенняя туча...

Как ни странно, владыка Жоа-дин до сих пор не посетил наложницу Нэнхун. Само Небо, казалось, располагало к тому, чтобы император сделал этот шаг и восстановил справедливость, но Жоа-дин предпочитал коротать время с остальными подругами, а самое малейшее и невинное упоминание о Нэнхун приводило его в ярость.

Так прошло лето, и наступил месяц Золотого Гинкго. Вечера стали длиннее и холоднее, но во всех павильонах дворцового комплекса пылали жаровни с душистым углем, согревая певиц, танцовщиц и прочих «утешителей сердца императора». А в садах на ветвях деревьев висели и излучали свет тысячи разноцветных фонариков — восхитительное зрелище! Непревзойденный дворец превратился в земной рай, где веселье не кончается, где нет забот и печальных дум.

Однако даже в этом земном раю имелись те, чья жизнь отнюдь не выглядела райской и беспечной. Императрица Тахуа, до которой дошли слухи о том, как наложница Шэси обманула императора и оклеветала несчастную Нэнхун, была весьма возмущена этим происшествием. Вызывало у нее недовольство и то, что государь, отринув подобающую его сану мудрость, предался безрассудному веселью. И вот однажды вечером, когда Жоа-дин в пестрой компании подруг на всякий случай любовался фонарями, сверкающими в поникших кронах магнолий, слуга, поминутно кланяясь, подал хмельному императору письмо.

— От кого бы это? — вслух удивился Жоа-дин, разворачивая свиток. — О! От моей с-супруги императрицы, да благословят Просветленные остаток ее дней! Заб-бавно! Я уже и забыл, что у меня есть законная супруга! Но прочтем, что она пишет...

Император погрузился в чтение. По мере того как Он читал, лицо его менялось — хмельная беспечность исчезла, чело прояснилось, а в глазах мелькнула грусть.

Мы не станем заглядывать через плечо читающего императора (такое невозможно и помыслить!) и выяснять, что же императрица Тахуа написала своему венценосному супругу. Скажем только одно: письмо оказало на Жоа-дина поистине отрезвляющее действие, как если бы во сне ему явилась в полном составе Небесная Канцелярия[10]и упрекнула за неблаговидное поведение. На следующий день император запретил всякие пиршества, повелел всем подругам рассредоточиться по положенным им комнатам и не высовывать носа даже в сады, не говоря уж о чайных павильонах. Актеров, пускальщиков потешных огней, музыкантов, певиц и танцовщиц прогнали вон из дворца, щедро заплатив. А владыка Жоа-дин удалился в одну из Пяти молитвенных башен для размышления над сутью жизни. С собой он взял лишь старого слугу-евнуха, из пищи повелел подавать ему отварной несоленый рис, соевый творог и сливовый отвар — и никаких жареных уток, голубиных язычков и вина!

В молитвенной башне император провел затворником целый месяц, вкушая скудную постную пищу, размышляя, предаваясь молитвам и чтению священных древних текстов. И на исходе этого месяца императору было видение. Жоа-дин как раз сидел в позе постигающего, нараспев читал священную Книгу Путей и Радостей, когда внезапно одна из стен его комнаты стала совершенно прозрачной. Императора осиял небесный свет, а затем Жоа-дин увидел, как с небес к нему верхом на цилине[11]спускается юноша необычайной красоты и величия. На юноше был надет халат, расшитый драконами о четырех когтях, подпоясанный алым поясом с яшмовыми кольцами, и туфли из лепестков бессмертного лотоса. Император сразу понял, что перед ним — сам Небесный Чиновник, и повергся ниц.