Затем звонок оборвался, и Сима, осев тогда на кровати, в ужасе подумала, что уже никогда не увидит взбалмошную старуху живой…

Когда Макар вышел на улицу, он с наслаждением вдохнул морозный воздух. С некоторым удивлением посмотрел на идущих без спешки людей, на то, как они раскланиваются друг с другом и громко задают вопросы о житье-бытье, не переживая за то, что могут быть услышаны или неправильно поняты.

— Слава хороший парень, в театральной студии у нас занимался, когда в школе учился, — отвлек Макара Щербинин.

— Ну да, ну да… — пробормотал тот, внезапно подумав, что все, что он сейчас видит, действительно похоже на театральные подмостки. Как там говорится: вся жизнь — театр, а люди в нем — актеры? Какая же роль уготована ему?

— Амалия Яновна, кстати, недалеко здесь живет… Тьфу, жила… — Альберт Венедиктович запахнул пальто и надвинул шапку на лоб. — Хотите посмотреть?

Произнесено это было таким тоном, словно Макар обратился к риэлтору в поисках временного пристанища, но Чердынцев пожал плечами — почему бы, собственно, и нет?

— А потом к нотариусу зайдем, пошепчемся… — Щербинин сунул руки в карманы и посмотрел снизу вверх на Макара.

— Хорошо, — ответил тот, доставая ключи от машины.

— Тут буквально пять минут ходьбы, — неуверенно пояснил худрук. — Машина у вас какая… большая… — в его глазах загорелся мальчишеский восторг.

Макар оценил тот факт, что Щербинин сразу предупредил его о том, что гонять авто до дома Горецкой не имеет смысла, и все же не смог отказать себе в удовольствии похвалиться кроссовером.

— Залезайте! В ногах правды нет! — кивнул он.

— А где она, правда-то? — грустно парировал Щербинин.

— Мой отец говорил, что в детях… — вырвалось у Макара.

— И он абсолютно прав, — не заметив мелькнувшую тень на лице Чердынцева, согласился худрук. — Вот у меня три девочки, представляете? Жена говорит, что я ювелир, — гордо резюмировал он, влезая на переднее сидение. — Вам-то, наверное, пока не с чем сравнивать или… — он вопросительно посмотрел на Макара.

Чердынцев качнул головой и выехал на дорогу.

— Сначала надо, как бы, женщину найти, — хохотнул он, выруливая в нужном направлении.

— Ох, с этим у вас, я думаю, проблем нет. Но вы правы. В том смысле, что женщина, это ведь вершина всего… Вот вы сейчас скажете, что я старый гриб и мало что смыслю, но поверьте — нет для мужчины большего счастья, чем любимая женщина рядом. И я сейчас не про борщи и чистую одежду, а… — Щербинин вдруг ткнул пальцем в стекло. — Вот этот дом.

Макар оглядел строение из красного кирпича и аккуратно въехал в арку.

Подъезд Макару понравился. Чувствовалось, что жильцы заботятся о своем жилище, а Чердынцев считал, что поговорка о родных стенах, которые помогают, верна именно в связи с этой обоюдной заботой.

Щербинин позвонил в одну из дверей второго этажа, и, после минутной задержки выглянула соседка — женщина за пятьдесят. Она была при полном параде — на голове возвышалась завитая «хала», мощная грудь была обтянута пушистым, небесно-голубого цвета свитером, в ушах покачивались розово-сиреневые агатовые подвески, а с шеи свисало нефритовое ожерелье. От такого цветового диссонанса у Чердынцева зарябило в глазах. Позволив худруку самому разбираться с ключами, он коротко поздоровался и отошел на пару шагов в сторону.

— Зинаида Семеновна, приветствую, — раскланялся Щербинин. — Хотели заглянуть к Амалии Яновне на минуточку. Тут, понимаете ли, родственник ее приехал. А вы, как домоуправ, можете нам посодействовать…

— Даже не знаю, — нахмурилась соседка, — имею ли я право вот так впускать вас. Вы-то, Альберт Венедиктович, мне знакомы, а вот молодой человек… Я и так полдня провела там, — дернула она подбородком в сторону квартиры напротив. — Пока фотографировали, пока бродили из стороны в сторону… Натоптали, ужас! Я распорядилась, чтобы новый замок поставили. Оплатила из своих средств, — она шагнула за порог, и вместе с ней на площадку важно вышел огромный кот-британец.

— Да мы одним глазком, — успокоил ее худрук. — Макар Дмитриевич потом к нотариусу пойдет. Ну и насчет похорон суетиться начнет.

Чердынцев присел на корточки и погладил круглую кошачью голову.

— Ну ладно, пойдемте, — смилостивилась соседка. — Только ключи я вам отдам, когда вы мне бумагу принесете, — добавила твердо.

— А вы давно здесь живете? — спросил Макар.

— Несколько лет, — расплывчато ответила женщина.

— Амалию Яновну хорошо знали?

— У нас не так много жильцов, чтобы в них путаться. Конечно. — Соседка вставила ключ в скважину и открыла дверь с номером четыре.

— И как она вам? — не отставал Чердынцев.

— Если вы родственник, то вам и объяснять ничего не надо.

Судя по выражению ее лица, Макар сделал определенные выводы. Что ж, старуху не любили, а значит, хоть в чем-то и он был прав.

— А ее домработница? Знаете ее?

— Бегала к ней пигалица какая-то… Я ее спросила, кто она и что делает у Горецкой, но… — соседка осталась в холле напротив входа в гостиную. — Конечно, Амалии Яновне нужна была помощь. И я предлагала ей свою сотрудницу. И по деньгам это было бы недорого. И вообще… Я могла бы даже бесплатно ей все организовать, — отвернулась она.

— За договор наследования? — уточнил Макар, изучая висящий на стене портрет.

Зинаида Семеновна усмехнулась и посмотрела прямо в глаза Чердынцеву.

— За пожилыми родственниками надо присматривать, молодой человек. А то появляетесь, когда они уже на тот свет отправляются. Наследство вам подавай, — хмыкнула она.

Макар спорить не стал. Стоя в дверях гостиной, он разглядывал обстановку, отмечая про себя мелочи вроде покосившегося абажура, старинной, из настоящего дуба, мебели, и небольшого телевизора, которому было хорошо за двадцать. Спальня была еще более спартанской, если не считать разбросанных вокруг трюмо «жемчугов» и «бриллиантов».

— Фальшивки, — услышал он за спиной голос соседки.

Макар ни минуты не сомневался, что великолепная Зинаида Семеновна уже все проверила, а потому лишь согласно кивнул.

— Квартиры в вашем доме дорогие, — задумчиво произнес он.

— Да, но, если вы решите ее продавать, сразу минусуйте из-за трупа, — торопливо ответила соседка. — В общем, если надумаете, то приходите ко мне. Порешаем.

— Зинаида Семеновна у нас бизнесвумен, — с уважением произнес худрук. — Торговые ряды и универмаг… — понизив голос, пояснил он.

— Понятно, — Чердынцев зацепился взглядом на вываленные из одежного шкафа вещи. Среди них была и та самая шуба, в которой он видел Горецкую в их первую и последнюю встречу.